На прошлой неделе президент Федерации футбола Украины Григорий Суркис отметил свое 60-летие. А незадолго до этого дня интервью дал отец юбиляра — Михаил Давидович Суркис.
На подходе к дому по улице Десятинной я сделал контрольный звонок хозяину и попросил отозвавшегося молодого человека пригласить к телефону Михаила Давыдовича. “Кому это я еще нужен?” — задиристо ответил голос по ту сторону трубки, и я с изумлением констатировал, что он принадлежит самому старшему из Суркисов. “Самый старший, — тут же поправил меня 87-летний собеседник, — не я, а мой брат Лев Давыдович, которому уже исполнилось 94 года. А прежде, чем вы начнете задавать свои вопросы, разрешите и мне спросить: вам чай крепкий или обычный?”
Уже через пять минут Михаил Давыдович летящей походкой вошел в гостиную с огромным подносом: “Я привез для вас из Конча-Заспы фирменные динамовские пирожки. Ешьте все до последнего, а иначе заверну вам их с собой в кулечек”.
Чай был выпит, пирожки — съедены, диктофон подал голос о завершении рабочего дня. Полтора часа пролетели как одна секунда. А у меня в голове почему-то вертелась одна и та же фраза, которой наш с Михаилом Давыдовичем тезка Паниковский охарактеризовал Балаганову одного из героев “Золотого теленка”: “Эх, Шура, сразу видно человека с раньшего времени. Таких теперь уже нету и скоро совсем не будет!”
На закуску меня ожидала импровизированная экскурсия, которая ограничилась осмотром библиотеки, а точнее — того, что от нее осталось. Большая часть книг переехала в Конча-Заспу, где в последние недели живут родители Григория и Игоря Суркисов. 83-летняя Римма Яковлевна перенесла сложную операцию, но, по словам супруга, под присмотром динамовских эскулапов восстанавливается оптимистическим темпами.
ОДИН РЕМОНТ, КАК ТРИ ПОЖАРА
– Михаил Давыдович, мало кто знает, что библиотека на базе “Динамо” — ничто иное как ваш подарок клубу…
– Книги в моей жизни играют особую роль. В детстве и юности зачитывался до трех-четырех часов ночи. Художественная литература у нас в семье была вся. Особое впечатление произвели “Война и мир”, в один присест “глотал” Пушкина. Впоследствии перечитал всего Фейхтвангера, который масштабно печатался в Советском Союзе. Жена работала в “Киевкниге” — заведующей ассортиментным отделом, посылая заказы на конкретные издания. Подчас на них уходила вся зарплата. Помнится, первую квартиру в столице наша семья получила на Станкозаводе, в районе метро Нивки. Там и прожили 31 год — с 1958-го по 99-й. А затем переехали с супругой в Голосеевский район на улицу Димитрова. Так вот обе эти квартиры были заставлены шкафами и полками с книгами. Часть из них при переезде на Десятинную отправилась на базу “Динамо”, где была создана библиотека. Раньше в Конча-Заспе не было ни одной книги, а сейчас у футболистов появилась возможность что-нибудь почитать. Пользуются ею, конечно, далеко не все, но сотрудницы базы говорят мне, что иногда игроки приходят за литературой.
– Неужели даже легионеры?
– Почему бы и нет? Со многими иностранцами я общаюсь на русском языке. Те же Тибериу Гиоане или Милош Нинкович объясняются на нем совсем неплохо.
– Переезд в центр города, как я слышал, дался вам совсем непросто?
– Со временем стало ясно, что нашей квартире на Димитрова нужен хороший ремонт. Но вы же знаете, что один ремонт — это все равно, что три пожара. Вот сыновья и решили подыскать нам новое жилье. Я в этот вопрос не вмешивался, а вот Римма Яковлевна у нас барышня взыскательная: благодаря ей дети объездили весь город. Но против варианта на Десятинной, жена ничего возразить не смогла. Правда, в первый месяц мы просто искали друг друга в этой квартире. Уж слишком она для нас велика. Мне бы вполне хватило кухни, спальни и небольшой гостиной.
– Чувство юмора, которое неистребимо живет в вас и нередко прослеживается в сыновьях, — следствие крепких одесских корней?
– Не исключено. Я вырос в ста километрах от Одессы, в местечке под названием Петроверовка. Ходила такая легенда: что в свое время там жили помещик Петр и жена его Вера. При Советской власти, правда, его переименовали в Октябрьское и придали статус райцентра. Ну а жена моя Римма Яковлевна родилась в Одессе, где жила на углу Воровского и Карла Маркса…
– Знаете, как называются эти улицы сейчас?
– Конечно. Малая Арнаутская и Екатерининская. Вы меня не проверяйте, в Одессе я бываю в среднем раз в год, чтобы почтить память родных и близких.
– Ваш роман с Риммой Яковлевной можно назвать любовью с первого взгляда?
– Судите сами. Мы познакомились в 45-м, когда я приехал с фронта. Римма была подругой моей сестры. Она нас и познакомила, а потом сказала: “Запомни, это твой будущий муж”. Как в воду глядела. Римму Яковлевну я нежно называл “Щепоткой”, потому что она была легчайшего веса, очень худенькая и стройная. По мраморной лестнице дома, где она жила, я поднимал ее с легкостью, словно пушинку. Но поженились мы лишь три года спустя — в ноябре 1948-го, когда страна полной грудью задышала воздухом мирной жизни.
ВОЙНА БЕЗ ЕДИНОГО ВЫСТРЕЛА
– Когда вы попали на фронт?
– В первых числах мая 1942 года. Хотя из Куйбышевской военно-медицинской академии нас выпустили досрочно — 15 марта. Сталин сказал: “Стране нужны полки”. А где полки, там и врачи. Мы хотели идти на войну, но по какому-то закону подлости десять человек, в том числе и я, были отправлены в Среднюю Азию. Уже там руководство медицинского управления предложило мне остаться. Я был возмущен и отправился в Алма-Ату где формировали дивизию, а оттуда нас перебросили в Казань к ведавшему армейскими резервами Климу Ворошилову. Транзитом через Москву я попал в батальон связи 1-й воздушной армии. И уже оттуда ушел на Сталинград.
– Откуда столь мощная тяга к военным действиям?
– Патриотизм такой был. Не напускной, натуральный. Рубашки на груди не рвали, просто выработали принципиальную позицию. Без всякого фарисейства. Помню одного одессита, который кричал: “Если начнется война, мы заменим перья и ручки на винтовки”. А потом всю войну провел в… хлебном магазине. А я прошел ее врачом. До самого Берлина.
– В людей стреляли?
– Нет, а вот отбиваться однажды пришлось. Мы меняли базирование, я как обычно оставил фельдшеров на машинах, а сам поехал с людьми из медчасти в автобусе по освобожденной территории. Но тут из леса выбежали немцы. Я схватил оружие, приготовился к выстрелу, и в этот момент противники все как один подняли руки. Я так и не выстрелил. Ни разу за всю войну. О чем ни капельки не жалею.
– А если бы пришлось нажать на курок?
– Пришлось бы — нажал, хотя я категорически против насилия. Но на войне как на войне. Нужно защищать себя и своих близких. Выполнять свой долг перед родиной. Так уж нас воспитывали. И, по-моему, не самым худшим образом.
– Приятные потрясения во время войны происходят?
– Да. Со мной такое происходило, когда я случайно встречал своего старшего брата. Вот вам пример. Лев служил на Волховском фронте, а впоследствии оказался в разведывательном управлении 1-го Белорусского фронта, куда входила и моя 16-я воздушная армия. В 1943 году мы стояли в Прудках, в предместье Гомеля, а штаб Белорусского фронта дислоцировался в центре города. Командир полка связи полковник Рошаль в свое время занимал тот же пост на Волховском фронте и лично знал моего брата. И когда я ему сказал, что Лев находится по соседству у Жукова, он сказал: “Чего ты ждешь? Бери машину, поезжай, повидайся”. Вот я и поехал туда. Совпадение уникальное. И как оказалось, такое бывает не только в кино.
– Связи с фронтовыми товарищами потеряны безвозвратно?
– Доктор Борис Лойфер, родившийся на три недели раньше, чем я, живет в Америке, и мы иногда связываемся. Он пишет мне письма, а я стараюсь звонить. А вот остальные, к сожалению, уже давно в ином мире.
ГОДОВАЛЫЙ КОМАНДИР РАЗГРУЗКИ
– Были минуты, когда вы оказывались на волосок от смерти?
– Один раз случалось. Мы находились на переформировании под Сталинградом, а дома там, как известно, стоят на сваях. Немцы, видимо, выяснили, что в город прилетел Калинин и начали нас бомбить. А у меня под присмотром — раненый летчик-подполковник, который чисто физически был не в состоянии бежать в бомбоубежище. Бросить его я не мог, остался рядом. Честно говоря, нам смертельно повезло. Снаряд в наш дом так и не угодил. Зато в такие минуты понимаешь, что все в жизни относительно. Хотя с другой стороны, погибнуть можно даже дома, сидя на диване.
– Своего первенца вы назвали Григорием. Почему именно так?
– Имена детям, согласно еврейской традиции, даются в честь кого-то из родственников. В данном случае — в память погибшего на фронте брата моей матери.
– Когда ваш сын появился на свет, вы находились на службе в Германии?
– О рождении первенца мне сообщили телеграммой. Некоторое время никак не мог вернуться на родину. Был вариант с Ригой — не срослось. А потом меня перевели в Фергану на должность врача бомбардировочного авиационного полка. Железнодорожная станция находилась в 12—15 километрах от города. Добрались до места назначения, вынесли свои “бэбихи”, а там была добрая дюжина чемоданов. Старшим на разгрузке оказался Гриша. Ему тогда не исполнилось и года. Говорить не умел, едва стоял на ногах, только активно махал указательным пальцем. И пока не занесли последний чемодан, не ушел. Всех имел в виду. “Да, — подумал я, — хозяйственный будет парень”.
– История почти невероятная.
– Да бросьте! А какие дети сейчас растут. Мой правнук Миша в полтора года приехал на базу “Динамо” и устроил полный переучет в столовой: переставил чашки, стаканы и всю прочую посуду. От горшка — два вершка, но уже сейчас все знает и понимает. А младшему сыну Григория еще и года не было, когда он сам вставлял диск в DVD-проигрыватель, чтобы посмотреть мультики. Я уже молчу о мобильных телефонах. Я с него звоню не без труда, а малышня играется, фотографирует и слушает музыку.
ЗОЛОТОЙ ПРИНЦИП АБДУЛОВА
– На кого был похож Григорий Михайлович в детстве?
– Мне кажется, в большей степени на Римму Яковлевну. С юности Гриша отличался удивительно высоким интеллектом: не приспосабливался к жизни, а уверенно по ней шел. Вы меня поймите правильно: я его хвалю вовсе не из отеческих чувств. У него такие же недостатки, как и у всех прочих людей, но что есть — того не отнять. Говорить научился рано, рос весьма серьезным, занимался очень хорошо — лучше, чем младшенький.
Взять хотя бы историю с его поступлением. В советские времена с нашей “пятой графой” прорваться в вуз было невозможно. Евреев должно было быть не более пяти процентов, а лучше — один-два: причем, эти позиции, как правило, занимали те, кто поступал по блату. Хорошо, что мой брат работал доцентом в Одесском технологическом институте пищевой и холодильной промышленности. Ректор вуза, интеллигентнейший человек, пошел нам навстречу: “Ничего не нужно, не волнуйтесь, ваш племянник поступит, достаточно фамилии Суркис”. Тем не менее, преподаватель по химии едва не поставила Григорию на экзамене “двойку” и лишь потом, заглянув в свои списки, в ужасе переправила “пару” на “тройку”. Помню, мы сидели и ждали сына в коридоре. А из аудитории выходили другие абитуриенты. Увидев наши взволнованные лица, некоторые из них подходили к нам и говорили: “Да, что вы нервничаете? Ваш сын Григорий отвечает, как Бог!” Занимался он очень серьезно. И к экзаменам готовился с замечательным преподавателям по математике. В школе тот ставил ему “четверки” и приговаривал: “Ничего, его „четверка“ стоит больше всех „пятерок“. А занижение оценки — педагогический эффект. Чтобы не останавливался на достигнутом”. В Одесский “холодильник” Григорий в итоге поступил, а впоследствии мы нашли возможность перевести его в Киевский пищевой институт имени Микояна.
– Принципиальность старший сын унаследовал от вас?
– Возможно. Я ведь человек не сварливый, но с позицией. Неоднократно вспоминал золотую фразу, произнесенную на своем юбилее великим актером Александром Абдуловым: “Говорите мне в лицо — то, что говорите в спину”. А в настоящее время я бы хотел, чтобы именно так поступали с моим старшим сыном. В том числе и на грядущем юбилейном вечере.
ПЕРЕКЛИЧКА ДВУХ МОБИЛОК
– Простите за откровенность, но для своего возраста вы пребываете в отличной форме. В чем секрет?
– Сейчас расскажу. Вот вы “Сагу о Форсайтах” Голсуорси читали?
– Читал-читал, но не дочитал.
– И я тоже. А знаете почему? Потому что каждое утро собиравшиеся на завтрак главные герои начинали с жалоб на здоровье: и то у меня болит, и суставы хрустят, и позвоночник вертится. Я такого не люблю. Вот мы с супругой однажды приехали в военный санаторий, когда обоим уже за 50 было. Нас спрашивают: где вам угодно сесть? У пенсионеров все места заняты. Глядим, располагаются за полупустым столиком молодые люди — Ваня да Маруся. Спрашиваю: узнайте, пожалуйста, угодно ли им с нами, стариками, общаться? Ребята поднялись, представились, и мы сидели рядом. Я это к тому говорю, что общаться нужно с молодыми. Тогда и сам не состаришься. И я очень рад, что друзья моих детей — наши с Риммой друзья. А когда ты все чаще появляешься в молодежных компаниях, нужно вступать в разговор не скрипучим, а бодрым молодецким голосом.
А здоровья нам добавляют внуки и правнуки: мы должны жить, чтобы убедиться, что они встали на ноги. Старшему правнуку будет 16 лет, а младшему внуку — сыну Григория — идет четвертый год.
– Когда в последний раз команда Суркисов собиралась в полном составе?
– В прошлом году, когда мы летали на матч Суперкубка УЕФА в Монако, совпавшем по срокам с днем рождения дочери Григория — Светланы.
– Как вы относитесь к тому, что мобильные телефоны у ваших детей звонят с пугающей регулярностью?
– Мобильники у них вообще не замолкают, будто пытаются перекричать друг друга. Сыновья сообщают в приемную о том, где находятся в данный момент, и после этого следует звонок за звонком. Мы редко можем вставить слово, но со временем как-то смирились, ведь это их жизнь и их работа. Нужно срочно решать дела.
К слову, у нас с детьми принято постоянно находиться на связи. Несколько дней назад мы с женой после перенесенной ею операции решили сделать пробный выезд в город, чтобы подобрать подарок для Григория к юбилею. Где-то в два часа дня раздался звонок старшего сына. “Я, — говорит Гриша, — вам больше вам ночью звонить и рассказывать о своем местонахождении не буду! Почему вы мне не позвонили, что поехали в город и находитесь там?”
– Подарок-то выбрали?
– Да, купили две красивые фаянсовые вазы. Недешево и со вкусом.
“БАТЯ, БУДЬ ДОБРЕЕ!”
– В чем основная разница в характере ваших сыновей?
– Игорь более вспыльчивый, но быстро отходит. Если нужно, может принести извинения. Я его понимаю. Быть полностью уравновешенным — невозможно. Видите у меня на стене часы с постоянно двигающимся маятником? Так вот в моей комнате на базе висят точно такие же, но только маятник застыл без движения. Я не могу понять, как они вообще ходят? Мне это не по душе… Я думаю, вы поняли мою аллегорию. Но это то, что касается Игоря, тогда как Григорий более взвешенный и спокойный.
Я в силу характера иногда позволяю себе задавать сыну критические вопросы: “С кем ты работаешь? Что за люди?” Он делает паузу и так веско говорит: “Батя, будь добрее”. Именно так и живет. Никого никогда не забывает. Всегда держит слово. Сказано — сделано. Но, к сожалению, то, что он делает, нравится далеко не всем. Многие сопротивляются вопреки здравому смыслу: только потому, что это делает Суркис. Потому что это его идея, его разработка, его проект. Ни для кого не секрет, что проведения в Украине Euro-2012 добился именно Григорий, что открыто признает и его окружение. Не нужно орденов, не нужно хвалить, просто не мешайте претворять грандиозный замысел в реальность, ведь это делается ради всей страны! Но, увы, находятся люди, которые пытаются вставить палки в колеса. Знаете, мне очень больно за этим наблюдать. И, слава Богу, что сам Григорий научился относиться ко всему этому философски.
Помню день, когда мы смотрели трансляцию из Кардиффа, и, сомневаясь до последней минуты, все же верили в нашу удачу. Потому что помнили, что ради достижения этой цели наш сын потратил массу сил, мотался по всей Европе, летал почти каждый день, иногда посещая две-три страны за одни сутки. Убеждал, агитировал, доказывал, что Украина сможет провести турнир такого уровня. Поверьте мне, ни одной державе не дали бы право стать хозяином континентального первенства по футболу в столь чудовищных политических реалиях, при таком антагонизме ветвей власти.
Давайте вспомним пример нищей маленькой Португалии. В этой преобразившейся после проведения на своей территории Euro-2004 стране живет чуть более десяти миллионов человек, а у нас, извините, в четыре раза больше. Убежден, что организация столь престижного форума невероятно обогатит и обновит нашу страну, оказав позитивное влияние на развитие туризма, спортивную инфраструктуру, состояние аэропортов, качество дорог…
ШУБЫ — ЭТО ПРОВОКАЦИЯ
– Я читал, что в футбол вы играли до сорока лет, пока не повредили мениск. Удалить не решились?
– Нет. И хотя иногда из-за этого страдаю, ничего — терплю, никому не жалуюсь. Разве что доктору “Динамо” Владимиру Малюте, который каждые полтора-два месяца делает мне по пять уколов, вводя специальные лекарства, образующие смазку внутри сустава.
– А правда ли, что когда Римма Яковлевна носила в себе первенца, вы регулярно ходили на футбол?
– Да, причем, иногда доходило до анекдотов. Однажды мы пошли на матч, когда супруга была на шестом или даже седьмом месяце беременности. Идет толпа, а калитка на стадион открыта только наполовину. Я говорю: “Вы что же не видите беременную женщину? Откройте нормально калитку”. Охранник отвечает мне довольно грубо, тогда я, будучи без формы, в штатском, задаю ему вопрос: “Сосунок, ты вообще понимаешь, с кем разговариваешь?” Что бы вы думали, тут же, словно из-под земли, вырос подполковник милиции. Я вынимаю свое удостоверение и прошу позвать дежурного коменданта. В итоге меня вызывают в военную комендатуру около Оперного театра. С начальником этого заведения я был знаком очень хорошо, но идти к нему не хотел принципиально, отправившись к его заместителю. Захожу, щелкаю каблуком о каблук, а он как начинает выговаривать, я только и успеваю, что руку к козырьку прикладывать: “Слушаюсь!” Потом мой друг комендант мне позвонил и говорит: “Ты совесть имеешь? Коньяк со мной пьешь, а выговор у заместителя выпрашиваешь!”
– Сыновья в детские годы тоже отличались преданностью спорту номер один?
– Игорь еще и в хоккей играл. То и дело приходил домой в грязной форме огромного размера. А Гриша стоял в футбольных воротах и получалось у него очень неплохо.
– В детстве родные братья часто не ладят и дерутся. Ваши дети пошли по тому же пути?
– Не сказал бы. В целом, отношения у Гриши и Игоря были нормальные. Глобальных конфликтов не было. Ну, на первых порах старший мог поиздеваться над маленьким: палец в нос вставить, но потом разница в возрасте нивелировалась и родилось обоюдное уважением. В конце концов, у них общие интересы, общие вопросы и дела.
– Помните неприятную историю с шубами, вследствие которой Игорь Михайлович и “Динамо” был дисквалифицирован УЕФА?
– Мы прекрасно знали, что это была провокация. Никто арбитру взятки не предлагал. Кому это было нужно? А судья этот (
испанец Лопес Ньето. — Прим. М.С.) потом не раз еще попадал в неприятные истории. К счастью, на защиту “Динамо” встали серьезные люди — экс-президент Украины Леонид Кравчук и другие.
ВОЗВРАЩЕНИЕ “ВЕЛИКОЛЕПНОЙ СЕМЕРКИ”
– Как вы отнеслись к решению Григория Михайловича возглавить киевское “Динамо”?
– Положительно. Мы с супругой — старые любители футбола, а таким образом получили возможность приблизиться к сердцу этой команды и быть рядом с ней. Мы свято верили, что из этой затеи обязательно выйдет толк. Тем более что Григорий тогда работал начальником УПТК при Киевском горисполкоме и с вверенными ему обязанностями справлялся прекрасно. Им были очень довольны и даже приняли в партию, а тогда это был серьезнейший показатель. Согласен, когда Григорий принял нищую и разоренную команду, поверить в то, что ее еще можно возродить, было очень тяжело, но сыну удалось привлечь к процессу группу инициативных людей, которая сумела с этим справиться. Антикризисную команду сформировали Игорь Суркис, Богдан Губский, Валентин Згурский, Юрий Карпенко, Виктор Медведчук и уже покойный Юрий Лях. В прессе их называли просто — “Великолепная семерка”.
– А вскоре, по инициативе вашего старшего сына, в “Динамо” вернулся Валерий Лобановский…
– Удивительная личность. Я мог часами стоять около Валерия Васильевича и слушать его с огромным удовольствием, не произнося ни слова. Это был высокоинтеллигентный, начитанный, всесторонне развитый человек с высочайшим уровнем интеллекта.
– Правда ли, что при Лобановском присутствие женщин на борту динамовского самолета считалось грубым моветоном?
– Чистая правда. Но Римме Яковлевне делалось исключение: как-никак мать руководителя клуба. Вот и супруга главного тренера Ада Панкратьевна говорила Валерию Васильевичу: “Валера, ну могу я хоть пару раз слетать с вами?” Лобановский разрешил. Но после одной неудачной игры на выезде сказал ей буквально следующее: “Адочка, ты уже слетала четыре раза. По два — туда и обратно. Нужно заканчивать”. А моей жене уже в салоне самолета говорил: “Римма Яковлевна, вы сегодня отвечаете за результат”.
– Кто из футболистов наиболее дружен с Григорием Михайловичем?
– Шевченко, Ребров, Шовковский и многие другие. Любимчиков в коллективе у наших детей никогда не было. Они ко всем относятся одинаково хорошо. Всегда готовы выслушать и помочь. Как помогли Гиоане, у которого после смерти отца был сильнейший психологический срыв.
– А как вы относитесь к Алиеву с Милевским?
– Сейчас уже хорошо (
улыбается). Более того, много с ними общаюсь. Это парочка очень способных молодых людей с большой перспективой.
МАМИНЫ КОТЛЕТЫ И ПАЛЬТО ИЗ ШИНЕЛИ
– Чем увлекается Григорий Михайлович в свободное время?
– Спортом, работой над с собой. В тренажерном зале Гриша до сих пор поднимает тонны железа. Ну и, конечно, не забывает о хороших книгах. А все остальное время посвящено работе.
– Какое любимое блюдо нашего сегодняшнего юбиляра?
– Фаршированная рыба и мамины котлеты. Повара с базы “Динамо” нередко звонили Римме Яковлевне и спрашивали: “Как вы их готовите? Наши котлеты нравятся ему далеко не всегда”.
– Неоднократно видел вас с супругой, наблюдающими за матчами киевлян в компании Йожефа Сабо…
– Так было раньше, но в последнее время Йожеф Йожефович — редкий гость на стадионе имени Лобановского. Зато в последнее время мы часто видим и слышим его на телевизионном канале, который не очень дружески относится к его бывшему родному клубу.
– На какой вопрос журналистов вам приходилось отвечать чаще всего?
– Часто спрашивают: “Как вы воспитали таких детей?” А я не знаю, что на это отвечать. Десять заповедей изо дня в день мы им не повторяли. Просто шли по жизни рука об руку и все. Не баловали, но старались обеспечить все нормальные условия. Пальто Григорию я сделал, перешив собственную шинель. Клубнику в первую неделю по 20 рублей килограмм тоже не покупали. Но когда она дешевела, брали столько, чтобы они могли основательно ею наесться. Жили ведь достаточно скромно.
– Чего бы вы хотели пожелать Григорию Михайловичу в день его 60-летия?
– Прежде всего, здоровья и трижды терпения. А еще мужества для реализации всех своих проектов и задумок. Знаете, когда-то давно я говорил, что хочу иметь двенадцать детей. Получилось в шесть раз меньше. Но я не жалею. Эти двое отрабатывают каждый за шестерых.
Источник: Динамо Киев от Шурика