Он хотел вспомнить больше, чего-то не забыть, выговориться…
“А ДЕНЬГИ У ТЕБЯ ЕСТЬ?” — СПРОСИЛ АНДРЕЙ СТАРОСТИН”
— Вы родились в Запорожье и там жили. А потом оказались аж в Комсомольске-на Амуре. Как так — из южных краев и на Дальний Восток?
— О причинах переезда туда мне родители не рассказывали. Позже интересовался у матери, и она ничего не сказала. Но, думаю, что причины скорее служебные — иначе впоследствии я был бы невыездным. Да и отец работал на высокой должности — заместителем директора завода “Амурсталь”. Ему нравилось там. Он рыбак, охотник, а там — море, тайга. Отец дружил с местными нанайцами. Пойдут они в тайгу и обязательно лося завалят, а потом разделят между всеми — после войны же было. Мы неплохо жили. У нас был свой дом, две коровы, хозяйство. Но опять же, видимо, по команде, пришлось возвращаться в Украину, где восстанавливали металлургическую отрасль.
— Вы упоминали, что, возвращаясь в 1952-м через Москву, отец купил вам первый футбольный мяч на шнуровке. Он был любителем футбола?
— Отец уважал спорт. Но там, где мы жили, в футбол не играли. Там были хоккей, лыжи, а еще — русская лапта, вроде американского бейсбола. Играли в лапту поселение на поселение. Как правило, выявляли, кто лучше, на природе, в воскресенье. А поскольку перед игрой взрослые считали нужным выпить “для сугреву”, то, конечно, точность у них была уже не та. Тут и подпускали к соревнованиям нас, малышей. Отец ставил меня последним бить в команде. У меня был неплохой глазомер. Я хлопну куда подальше в кусты, а соперники пока пробегут за мячом туда-сюда, мы и выиграли.
А футбольный мяч отец действительно купил мне в Москве. Не знаю почему, но зашли в магазин, и он купил. Так что в Запорожье приехал уже козырным парнем — такие мячи среди детворы были тогда большой редкостью.
— Это, наверное, добавило вам веса среди сверстников?
— Еще какого! Помню, вышел впервые во двор. Подходят местные пацаны знакомиться. А у меня — мяч. Ну, какие здесь долгие разговоры! Разделились на команды и давай играть. Правда, меня, как маленького, поставили в ворота. Так что первое мое футбольное амплуа — голкипер (смеется).
— Начинали вы играть в запорожском “Металлурге”. Что это за команда была в ваши годы?
— Очень сильная команда была. Многие местных футболистов, но много и привезенных. Бывшие динамовцы Киева Виктор Терентьев и Сергей Коршунов выступали. Восемь москвичей было. Тогда как раз “команду Василия Сталина” — ВВС — разогнали, вот они и отправились на заработки. А в “Металлурге” неплохо платили. В те годы все зависело от “хозяина” — первого секретаря обкома. Если он болеет, то и в команде все в порядке. В Запорожье футбол любили.
— Ну вот, Виктор Петрович, сильная команда, известные футболисты. Трудно было пробиться в эту команду — опытную, серьезную?
— В “Металлург” попал благодаря Иосифу Борисовичу Малкину, который был администратором команды и тренировал “в придачу” молодежь. Как он признался потом, наблюдал за моей игрой из парадного, когда мы бегали с мячом во дворе. Чем-то, видно, я ему понравился. Подошел как-то, взял за ухо и говорит: “Пошли, хватит бить ноги!” Я же на самом деле босым играл, не было у меня ни тапочек, ни формы — ничего. Так и оказался среди юношей команды, стал выступать также и за юношескую сборную города.
Постепенно начали подпускать и в основной состав. Помню, как, кажется, в 1959-м играли на Кубок СССР. Нашим соперником была подмосковная команда “Знамя труда” из Орехово-Зуево. Веселая команда была — все игроки москвичи, козырные. Приехали мы туда водиннадцатером (кроме тренеров и администраторов, конечно) поэтому я и вышел на поле. И, окрыленный таким доверием, забиваю гол! Причем красивый — с левой ноги в ближний верхний угол ворот. Безумный мяч! Возвращаюсь к центру, а сам думаю: “Здорово, какой я молодец!” Подбегает Сергей Коршунов, говорит: “А что, тебя не предупредили?” “Нет, отвечаю. — А о чем?” Оказывается, старшие ребята договорились “слить” игру москвичам. Ох и распекал же их интеллигентный Коршунов в раздевалке во время перерыва! “Как так? — Говорит. — Деньги, сволочи, взяли, а с молодым не поделились и еще ничего ему и не сказали!”… Это потом я набрался ума, понял кое-что. Мы в классе “В” громили всех, были на первых ролях. Но перед финишем чемпионата команда всегда почему-то “проседала”, оставалась на втором-третьем местах. Ребята просто не хотели выходить в класс “А”. Там же бодаться нужно, а так — кум королю! А тот матч в Орехово-Зуево мы проиграли…
Но для меня поединок стал определяющим. Позже рассказывали, что за игрой вместе с нашим тренером Виктором Пономаревым (кстати, брат известного футболиста и наставника Александра Пономарева) наблюдал Георгий Жарков, тренер московского “Торпедо”. Он к Пономареву: “Отдай Серебряникова нам”. “Нет, — отвечает тот, — парень уже в основной команде”. Когда возвращались электричкой в ??Москву, Виктор Семенович подошел ко мне в тамбуре. “Я беру тебя в основу, — говорит. — Ничего, что ставка сначала 1200 рублей будет? Но я тебе доплаты сделаю”. А я тогда таких денег в глаза не видел! А он еще о каких-то доплатах говорит! Конечно, я против не был.
— Футбол помогал вашей семье в материальном смысле?
— Когда возвращались, в Украине нам обещали трехкомнатную квартиру, а въехали в коммуналку на пятом этаже. На стройке в Алчевске погиб отец, а потом не стало и старшего брата. Жилось непросто, поэтому деньги не мешали. Когда впервые выплатили зарплату да еще и с подъемными, завернул их в газету (купюр же было много!) И так и принес домой матери. Она посмотрела и говорит: “Бери все и пошли назад”. Приходим на стадион, а там Малкин: “Нина Петровна, что случилось?” — “Да вот, Иосиф Борисович, деньги Витя принес. Где он мог взять такие деньги?” Тот смеется: “Все нормально, Нина Петровна”. Увел в бухгалтерию. Показывает: “Вот приказ, Витя зачислен в команду, вот ведомость с подъемными, вот подпись, получил. Все — официально”. Он хорошим был человеком, Иосиф Борисович. В последний раз мы виделись, когда я сестру хоронил. Сделал все, как положено, побыл с людьми, попрощался. Иду, а он на лавочке сидит, ждет меня, старичок. У него тоже жена умерла, а затем и сын, одиноким он был…
— Говорят, что динамовцы буквально перехватили вас у ленинградского “Зенита“, куда вы уже как бы и заявление написали.
— Ну чего только у “Зенита“? Я тогда, по молодости, три заявления написал — в московский “Спартак“, тот же “Зенит“, а еще в “Трудовые резервы“, была такая команда в Ленинграде. Да и другие интересовались мной. Особенно — после матча юношеской сборной СССР с болгарами в Ленинграде, когда я два мяча забил.
— Расскажите об этом подробнее.
— Началась та история в Москве, откуда меня впервые вызвали на сборы. Приехал и сразу же в федерацию футбола, неподалеку от Арбата. А там все такие напыщенные ходят, кого ни спросишь — отсылают к другим. Словом, направили меня в конце концов в Тарасовку, где на спартаковской базе тренировались сборники. Добрался туда под вечер. Захожу, а команда как раз ужинает. Сидят Андрей Петрович Старостин и Гавриил Дмитриевич Качалин — они всегда были вместе, дружили много лет. Спрашивают: “Кто такой, откуда?” — “Из Запорожья, — отвечаю, — Виктор Серебряников“. — “А как там Коршунов, Терентьев?” — “Золотые люди, — говорю, — учусь в них”. — “Хорошо, — улыбается Старостин. — А деньги у тебя есть?” Ну, я же казак, спрашиваю: “А сколько нужно?” — И в карман полез (получали мы в Запорожье прилично). А Старостин: “Есть деньги — хорошо. Пойди постригись, прическу сделай футбольную. Ты в сборную Советского Союза приехал, а не в цыганский табор“. А я действительно тогда шевелюру имел чуть не до плеч — лохматый, сущий цыган. Это я потом узнал, что женой Андрея Петровича была знаменитая артистка Ляля Черная, цыганка. Впоследствии мы еще и в театр “Ромэн” вместе со Старостиным ходили.
Два дня тренировался вместе с командой, пока не выяснилось, что это не моя юношеская сборная, а молодежная — ребята на два года старше. Пришлось ехать в Лужники — там к матчу с болгарами под началом Вячеслава Соловьева и готовились юноши. Как сейчас, помню, пришел я в расположение команды со своим чемоданчиком (мы тогда все с такими ходили — кованые, очень удобные для поездок, можно и присесть сверху, и вещи не мнутся), а там одни москвичи. Тот — торпедовец, тот — спартаковец, тот — локомотивец. Иногородних лишь несколько, из Украины — я, Валя Трояновский из Винницы, Ананченко из донецкого “Шахтера“, из Кишинева — Ковбасюк… Поэтому шансов у нас, “провинциалов”, пробиться в основу — никаких. А тут — спарринг нашей команды с “молодежкой”. Приехали в уже знакомую мне Тарасовку, вышел, прогуливаюсь. Подходит ко мне Качалин: “А ты чего, Виктор, не раздеваешься?” — “Да мы же — “деревенские”, — говорю, — для нас места нет”. Он к Соловьеву: “Почему не ставишь на игру Серебряникова?” О чем-то они там между собой поговорили, подзывает меня Вячеслав Дмитриевич: “Ты где играешь?” — “Правого инсайда”, — отвечаю. “Раздевайся — и на поле” — приказывает. Так благодаря Качалину я сыграл в том матче. Конечно, старался изо всех сил, даже гол забил, хотя мы и проиграли в конце концов.
С болгарами на поле переполненного стадиона имени Кирова в Ленинграде я тоже не спасовал. Сыграли вничью — 2:2. И это был вполне приличный результат. Нужно сказать, что в те годы болгарский футбол был на подъеме, а юношеская сборная Болгарии была чемпионом Европы. Оба мяча в нашей команде забил я. Причем голы были, как на заказ, красивые — пошла, как говорится, масть. Особенно один из них — с лету — под самую перекладину.
— Вот тогда Соловьев вас, вероятно, и “увидел”…
— Да он уже не отходил от меня! После матча с болгарами решили с ребятами отметить удачную игру. Скинулись по пять рублей, я, как “именинник”, стольник дал. Побежали, закупили выпивки и закуски. Причем выпивки много, а закуски — несколько кусков хлеба и граммов двести колбасы. Собрались у меня в 205-м номере (а жили в “Астории” — напротив Исаакиевского собора). Говорили, что именно в этом номере повесился Сергей Есенин. Только налили, а тут стук в дверь. Заходят Соловьев с помощником. Про выпивку ни слова и сразу ко мне: “Собирай вещи!”. Меня сразу же машиной на Курский вокзал — и на Запорожье.
Прихожу по приезде на стадион. Ребята поздравляют, а Коршунов (он тогда в “Металлурге” уже тренером был) говорит: “Что же ты наделал?” — “А что случилось?” — Не понимаю. “Прессу читать надо! В “Труде” написали, что ты — молодой, талантливый и перспективный. Теперь заберут тебя от нас”.
— Так вот почему Соловьев отсылал вас из Ленинграда куда подальше! Видно, знал, что за вами ленинградские команды охотятся, поэтому, как говорится, для себя берег…
— Не хотелось мне никуда переезжать из Запорожья — правда! Меня там все устраивало, деньги платили, квартиру дали. Правда, обещали жилье и в Ленинграде, но климат не тот! Да и моральные обязательства перед “Металлургом”, руководством я имел.
— А высокий долг Родину защищать?
— Вы о ЦСКА? Действительно, здесь уже даже обком был бессилен — против лома, как говорится, нет приема. Армейцы брали меня буквально приступом. Некоторое время я скрывался от военкомата. Матч закончится, я через окно раздевалки (ведь ждали на выходе) — и на Хортицу, к ребятам. Правда, казаковал так недолго. Поймали меня дома, когда пришел переодеваться. Пришли с автоматами, мать напугали, паспорт отобрали. Единственным спасением от Москвы и стало киевское “Динамо”, которое принадлежало, как известно, “конкурирующему” милицейскому ведомству. Команду, которая находилась не в лучшей ситуации, решили поддержать. Из Москвы пригласили Вячеслава Соловьева, со всей республики стали собирать талантливую молодежь. Из Закарпатья пришли тогда Сабо, Турянчик, Гаваши, Диковец… Вспомнил Соловьев и обо мне. Так что в каком-то смысле он действительно сохранил меня для “Динамо“.
“МЫ УСЛЫШАЛИ РЫК ЛЬВА — ЭТО БЫЛ МАСЛОВ”
— В киевское “Динамо” вы попали звездой Запорожья, еще и игроком юношеской сборной СССР. А здесь вас, правого крайнего, перевели на левый фланг… Говорят, вы протестовали так, что Соловьев перевел вас в дубль. Но вернулись в основу уже на любимое место…
— Когда пришел в “Динамо“, то меня действительно стали использовать на “чужой” для меня позиции. Прохожу краем, а сделать передачу с левого как следует партнерам не могу — правша. Мучаюсь сам, мучаю и их. Как-то доиграли сезон, а на весеннем сборе в Гаграх Соловьев снова ставит меня на левый фланг. Здесь я не сдержался: “Или переводите на правый фланг, или отпускайте обратно в Запорожье!” Тренер отреагировал соответственно. Не слишком стесняясь в выражениях, он сказал все, что думает о моей неблагодарности, а потом говорит: “Хочешь играть справа — конкурируй”. Так я и оказался в другой динамовской команде. А конкуренция там была еще та! На правый фланг претендовали и Биба, и Трояновский, а также Каневский. Но победил я.
— Вы такой упрямый?
— Скорее — упорный. Всегда имел хорошие отношения с тренерами, старался их не портить. Но на своем настаивал, если считал, что прав.
— А чем брали на поле?
— Прошел хорошую школу в Запорожье, был с мячом на “ты”. А это очень важно. Когда футболист на “ты” с мячом, то у него больше времени, чтоб наблюдать за игрой, осмотреться вокруг, сделать своевременную и точную передачу. У меня это получалось. Да и физические кондиции, выносливость не последнюю роль играют. Когда боролся за место в основном составе, Соловьев перед матчем с московским “Спартаком” сказал мне: “Завтра будешь играть против Игоря Нетто. Справишься — оставлю в основе. Кто такой Нетто, знаешь?” Ну кто не знал легендарного полузащитника, капитана сборной СССР, чемпиона Олимпиады и Европы! “Да мне без разницы, — говорю. — Наоборот, даже интереснее будет”. Сам думаю, как бы выполнить задание и не осрамиться? А тогда полузащитники плотно с инсайдами играли. Вот я и использовал это. Умышленно протянул Нетто за собой туда-обратно несколько раз и он “спекся”. У меня же сил много, а у него уже не то, что раньше. А потом из-под Игоря еще гол забил. 3:3 мы тогда со спартаковцами сыграли. А у них сильная команда была: Симонян, Сальников, Ильин доигрывали, тот же Нетто. Асы!
— Вам пришлось, правда недолго, играть в одной команде с Войновым — тогда единственным среди динамовцев участником чемпионата мира, а затем и чемпионом Европы. Каким он был?
— С характером и достаточно закрытым, сам по себе. Это чувствовалось.
— Вы пришли в “Динамо” в 1959-м — не лучшем году для команды. А через два года стали уже чемпионом страны. Что изменилось такого, что команда так “взорвалась”?
— В команде было много индивидуально сильных игроков, талантливая молодежь. Соответствующей была и конкуренция за место в основном составе, мотивация. Тогда же победила не только первая команда, но и дублеры “Динамо” стали чемпионами среди резервистов. Каждый понимал: провалишь одну-две игры — сядешь на скамейку запасных, заменить есть кем. Все держались за место, не давали себе послаблений.
— “Динамо” было первой не московской командой, которая стала чемпионом СССР. Недоглядели в первопрестольной за провинциалом?
— Думаю, да. Они не ожидали от Киева такой наглости, вот и пропустили нас. И уже на следующий, 1962-й, год нас опустили. Правда, в команде не было тогда сборников, отправившихся на чемпионат мира, ушел и Соловьев…
— Если оценивать вклад Соловьева в историю и победы “Динамо” начала 1960-х, то какой он?
— Несомненно — великий. Он собрал и создал команду фактически с нуля. При поддержке, конечно, “хозяина” — Владимира Васильевича Щербицкого, Который занимался проблемами команды, как никто, возможно, другой. Сейчас мне кажется, что за его расположением к “Динамо” была не только любовь к спорту, но и, если хотите, политика. Щербицкий, как, кстати, и Шелест, противостояли Москве и делали все, чтобы утереть ей нос. В рамках, разумеется, возможного. В каком-то смысле они были, конечно же, националистами. Словом, Соловьеву создали необходимые условия, ему многое позволяли, однако команда, которая стала побеждать, прежде всего, его заслуга.
— Давайте поговорим о еще одном москвиче — Викторе Маслове. Как удалось его “мобилизовать” в Киев? Ведь он возглавлял столичное “Торпедо” — тогда непримиримого соперника украинцев во внутреннем чемпионате.
— К нам он пришел уже из Ростова-на-Дону, после того, как оставил “Торпедо”. Тогда у москвичей конфликт произошел в команде. Против Маслова виступил Валька Иванов, настроил игроков. Некрасиво он поступил с Масловым, сволочным был парнем.
— А это правда, что вместо Маслова в “Динамо” мог появиться Константин Бесков?
— Разговоры такие были. Но на уровне слухов.
— Вы начинали как нападающий, много забивали и остаетесь одним из лучших бомбардиров “Динамо” за все времена. А Маслов поставил вас в полузащиту. Не жалели о потерянных “голевых” возможностях?
— Нет. Маслов создавал свою модель игры, поэтому и подбирал под нее исполнителей. Дед (так мы называл между собой Маслова) вообще любил все новое, прогрессивное. Тогда как раз англичане стали играть по схеме 4-4-2, вот он и запал на нее, стал экспериментировать. Мы много разговаривали с ним о будущем и тенденциях футбола. Он говорил: “Вот увидишь, придет время, когда все игроки будут и обороняться, и атаковать — никто не будет отдыхать. И это скоро будет”. Так оно и вышло.
— Говорят, что Маслов был очень консервативным в своих симпатиях и предпочтениях. Скажем, никогда не изменял победного состава команды, привязывался к футболистам, которым доверял. Но… разогнал полкоманды. “Ушел” самого Валерия Лобановского. В чем суть конфликта тренера с футболистом, о котором так любят говорить драматурги футбольных историй? И вообще, был ли этот конфликт?
— У нас были проблемы с защитой — все же нападающие! Вот и получается, что забиваем, образно говоря, три, а пропускаем четыре.
Играли в Ярославле. Вели 2:0, а закончили 2:2. После матча Дед собрал нас и давай причесывать. Всем досталось. Даже мне, хотя именно я забил два мяча. Последним в очереди был Лобановский. “Ты чего стоял на поле?” — спрашивает его Маслов. “Понимаете, Виктор Александрович, — отвечает ему Валерий, — в команде Должны быть не только разнорабочие, но и ювелиры”. Он, вероятно, себя “ювелиром” считал. Это и обострило ситуацию. Маслов стал прижимать Лобановского. А тот гордый был. Думаю, виноваты в том и журналисты, захваливавшие Валеру. Особенно некий Аркадий Галинский. Какой бы эпизод матча с участием “Динамо” не описывал, он обязательно вставлял, что рядом там находился и Лобановский. Или писал: когда в Париже спросишь любого таксиста, как найти Копа, то таксист отвезет тебя к Копа, а если в Киеве спросить, где живет Лобановский, то на квартиру футболиста укажет любой киевлянин. До глупостей доходило. Галинский, например, утверждал: если обычно игроку для восстановления сил после матча нужно 24 часа, то очаровательная жена Лобановского Рада восстанавливает супруга до 12:00. И все это вдалбливалось в головы читателям и самому Лобановскому. Как здесь не схватишь “звездочку”? Маслов даже с трибуны как-то сказал, что Галинский — враг команды, потому вредит ей своими публикациями.
Галинский обвинял Маслова в том, что он неправильно использует возможности Лобановского. Мол, футболист — врожденный центрфорвард, а тренер ставит его почему-то на край. Тогда Дед пошел на эксперимент, на который пригласил и различных “доброхотов” из высоких кабинетов. В матче дублеров против московского “Спартака” он поставил Валеру в центр нападения. А Лобановский же привык играть на краю, то есть слева у него никого нет! Вот и получалось, что получит он мяч, а слева забегают и отбирают. И прав во всем тренер! Словом, убрал Маслов Лобановского из команды. Хотя, скажу, у Валеры были влиятельные покровители, он же — племянник известного комсомольского деятеля и поэта Бойченко…
— Из команды тогда ушли и другие: Базилевич, Трояновский, Каневский…
— В том разные причины были. Трояновский, признаюсь, тогда плотно “присел” на стакан. Да и Канева, бывало, приступит к тренировке, а сам за печень держится. А здесь уже так — или готовься к матчам, или, как говорят, в парламенте “заседай”. Поэтому почистил Дед команду. Но, повторюсь, делал это из стратегических соображений, строил свою схему игры.
— Утверждают, что Маслов делился своими идеями по организации игры с Лобановским, который позже те идеи и развил.
— Такого не было.
— У вас особое отношение к Виктору Маслову…
— У нас были доверительные отношения, я уважал и до сих пор уважаю его. Он, скажем, позволил мне (единственному из команды) приезжать на тренировки на собственной машине. Я любил играться с ней, это меня отвлекало перед матчами, снимало напряжение, а Маслов знал об этом. Но наши отношения не сказывались на отношении тренера ко мне как игроку, — требовал, как со всех.
Виктор Александрович был простым, понятным мне человеком. Не имея специального образования, стал великим тренером, для которого не было тайн в футболе. Больше всего ценил именно преданность игре, которой посвятил жизнь. Мог простить чей-то огрех вне поля, но не терпел разгильдяйства или безразличия во время игры. Маслов не произносил высоких слов, иногда некоторым мог показаться и грубоватым, но за него красноречиво говорили результаты его работы.
— Виктора Маслова, видимо, любили в высоких кабинетах — за успехи…
— Он не любил, когда вмешивались в его дела — кто бы то ни был, особенно не терпел советов чиновников. Владимир Васильевич Щербицкий, бывший большим поклонником футбола, никогда не лез в дела команды. Хотя всячески помогал.
— Писали, что это именно Маслов нашел место под будущую динамовскую базу в Конча-Заспе. Это правда?
— Да. Дед сам объездил и осмотрел все окрестности Киева. А место выбрал неподалеку от воды, на песке. Потом там и другие притулились.
— Какие у вас воспоминания о той базе? Ведь проводили там много времени, все — молодые, жизнерадостные. Случалось что-то смешное, какие-то розыгрыши?
— Одну веселую историю вспомню. Приезжаю как-то в Кончу, захожу к нам в комнату (мы с Хмельницким жили). Смотрю, а сосед мой сам не свой. “Что случилось, Витасик? — Спрашиваю. — Дома все в порядке?” — “Да дома да, — отвечает, — но заходил Маслов, сказал, что завтра меня на игру не ставит”. А нужно сказать, что Хмельницкий тогда переживал за свое место в основном составе. Дело в том, что Дед пробовал его на правом фланге нападения. А Виталий — левша. Подходит к краю, а подать на ворота, как следует, не может. Вот и заволновался. А футбол для Хмельницкого, скажу, это было все, его страсть. У него были недостатки, и он о них знал. Скажем, не было сильного удара. Зато головой играл лучше всех. Но главное — Виталий был настоящий боец, он не жалел себя на поле. Именно я рекомендовал его в команду. Украли тогда Хмеля из Донецка прямо из-под носа ЦСКА. И конспирировали в Конче, пока не оформили динамовские документы. Итак, мне стало жаль товарища.
Думаю, как же поквитаться с тренером? Да так, чтобы не обиделся. Знал, что Маслов боится пресмыкающихся. А в Конче их искать не надо: сыро, трава высокая… Поймали мы ужа, а я тихонько, пока Дед о чем-то беседовал с ребятами в бильярдной, отнес ему в комнату. Маслов аккуратистом был — у него все всегда застелено. Ну я и спрятал ужа под одеяло. Разошлись все по комнатам. Лежим, ждем. И вдруг, как лев в пустыне проснулся! Я даже испугался этого рыка. Шутки шутками, а всякое могло случиться, здесь, как говорится, и до сердечного приступа недалеко. Нам бы с Хмелем выскочить в коридор. Ведь все выбежали, а мы — нет. Это нас и “спалило”. Маслов бегает с черенком от какой-то метлы в поисках “шутников”, а двоих-то нету! Вбегает к нам в комнату. А мы уже подготовились! Головы — под подушки, а ягодицы вверх выставили. Дед все и понял. Первому мне — как даст! А потом — Хмелю. А тот: “За что сына бьете, батьку?” Маслов рассмеялся: “Ну, хорошо, будешь играть завтра. Но за результат отвечаете оба на 100 процентов!” Мы уж, поверьте, старались.
Источник: Динамо Киев от Шурика