Олег САЛЕНКО: “За мой переход в “Динамо” “Зенит” запросил миллион”

Первый советский профи

       – Олег, ваш переход из тогда еще ленинградского “Зенита” в киевское “Динамо” стал первым в СССР, за который были заплачены деньги. Роль первопроходца не пугала?

       – Абсолютно. Просто так получилось, что переход совпал с перестройкой. Были легализованы финансовые отношения. В “Зените” меня пытались удержать всеми силами. Пугали санкциями Контрольно-дисциплинарного комитета. А тогда ведь как было: если эта инстанция запрещает переход, изменить уже ничего нельзя. На первом заседании комиссии решение так и не было принято. Перед повторным собранием Валерий Лобановский дал мне пару наставлений. Мол, если тебя не отпустят, говори, что будешь подавать в суд. В итоге пришли к компромиссу: киевлян обязали заплатить за меня “Зениту” энную сумму.

       – Цифру помните?

       – Поначалу за меня просили миллион рублей – немыслимая по тем временам цифра. Но потом “Зенит” и “Динамо” сошлись на 36 тысячах. Однако то, что впервые в СССР за переход футболиста были заплачены деньги, уже многого стоило.

       – Как восприняли ваш уход в Ленинграде?

       – Шума было много. Обвиняли в отсутствии патриотизма. В Киев пришлось забирать и своих родителей (благо Лобановский позаботился об их трудоустройстве). Все почему-то забыли, что на тот момент “Зенит” разваливался на глазах. И после череды скандалов команда вылетела в первую лигу.

       – Вас тогда ведь звали и в Москву.

       – Да, в ЦСКА.В одной из последних игр за “Зенит” я после жесткого столкновения заработал сотрясение мозга. Так вот, армейцы приезжали за мной прямо в больницу. Я как раз подходил по возрасту для призыва. То есть мой переход в армейский клуб прошел бы безболезненно, но я на тот момент уже дал слово Лобановскому.

“Как я не стал графом”

       – Олег, давайте уточним: кто вы все-таки по национальности? Фамилия у вас ведь украинская.

       – У меня отец украинец, родился в Кривом Роге, но вырос в Питере. А мать русская. К слову, недавно мама пыталась узнать побольше о своем генеалогическом древе. Оказалось, ее предки из княжеского рода, правили себе под Ригой. По этому поводу вспоминаю случай после чемпионата мира-1994. Мне благодаря шести забитым на турнире голам предложили на выбор титул графа или князя. Я отказался, посчитав, что с таким званием нужно только рождаться. А после открытия мамы надо мной друзья начали подшучивать: “Видишь, Олег, ты действительно голубых кровей, так что зря тогда от титула отказался”. Хотя в России, по-моему, до сих пор купить себе какое-то звание – не проблема.

       – Наибольшее признание вы получили как нападающий сборной России. А жить после завершения футбольной карьеры предпочли в Киеве. Почему?

       – За границу я ведь уезжал из Киева. Здесь у меня остались родители, друзья… А в Питере – даже квартиры не осталось. Я вообще до сих пор не считаю Россию и Украину разными странами. Для меня они – составляющие Советского Союза.

Футбол под вино

       – После развала СССР в Украине вы надолго не задержались. Ваша зарубежная карьера началась с испанского “Логроньеса”.

       – Туда меня киевляне продавали “по частям”. Первый контракт был подписан на шесть месяцев. Подписали и протокол о намерениях, в котором была указана сумма моего трансфера (1 млн. долларов), в случае если клубы захотят продлить соглашение. Для этого я должен был себя в Испании хорошо зарекомендовать. Но когда за эти полгода я практически в одиночку оставил свой новый клуб в высшем дивизионе, руководство “Динамо” прозрачно намекнуло испанцам, что Саленко уже стоит как минимум три миллиона. В “Логроньесе” отказались выполнить это требование, ссылаясь на цифры в прежнем договоре. К общему знаменателю стороны прийти так и не смогли. Пришлось мне ехать на три дня в “Маккаби” из Тель-Авива. А израильтяне уже продавали меня в “Логроньес”. От этой многоступенчатой сделки больше всего потеряло “Динамо” – сумма моего трансфера, все тот же миллион долларов, была поделена пополам между украинским и израильским клубами.

       – Кстати, какова нынешняя судьба испанской команды? Что-то о “Логроньесе” давно ничего не слышно…

       – По-моему, он уже почил в бозе. Или прозябает в одном из низших дивизионов чемпионата Испании. В этой стране ведь такого уровня команды выступают в Примеро лишь при наличии серьезного спонсора. И у “Логроньеса” он был – в клубе президентствовал винный магнат Маркус Эгузапал. Такой был себе дедушка, больше любивший вино, чем футбол. В игре не особо разбирался, но гордился, что может содержать клуб элитного дивизиона страны. Буквально через год после моего отъезда он решил устраниться от финансирования своего детища, и команда начала стремительно падать в бездну.

       – В первые недели вашего выступления за “Логроньес” в прессе появилась информация о месячной зарплате Олега Саленко в клубе. Сумма фигурировала смехотворная – 400 долларов. Неужели и вправду столько получали?

       – Нет, конечно. Просто в те годы практически во всех испанских клубах существовали так называемые двойные контракты – “белый” и “черный”. Согласно “белому”, который подавался в налоговые органы Испании, я действительно получал 400 (он и был задекларирован в СМИ), но по “черному” сумма была несоизмеримо выше. Такая двойная бухгалтерия объяснялась высокими – до 50 процентов – налогами, предусмотренными законодательством этой страны.

“Предпочел “Валенсию” “Реалу”

       – Олег, говорят, что после столь яркого дебюта в чемпионате Испании в межсезонье вас приглашали “Сарагоса”, “Валенсия” и “Депортиво”. Почему же вы решили остаться в скромном “Логроньесе”?

       – Действительно, все три названных клуба проявляли живую заинтересованность в моих услугах. Но на мое решение повлияла беседа с президентом “Логроньеса”. Маркус Эгузапал пригласил меня с женой на семейный ужин на свою виллу под Мадридом. Такое приглашение уже само по себе многого стоило. В итоге мы с супругой гостили у него три дня. И за это время Маркус уговорил меня подписать трехлетний контракт. Выдвигал убедительные аргументы: “Отыграешь за “Логроньес” сезон, а затем будем оформлять твой трансфер в более солидный клуб. В любом случае обижен не будешь”. Я и согласился. В моем первом полном сезоне в Примеро “Логроньес” наделал много шуму. Дома обыграли даже “Барселону”. Я забил 16 мячей и занял шестое место в списке лучших бомбардиров чемпионата Испании. А после окончания сезона начал готовиться к мундиалю.

       – После шести голов на чемпионате мира вас, наверное, завалили предложениями?

       – А вы как думали? Звали в мадридский “Реал” и “Барселону”. Но я считал, что для таких клубов еще не созрел. А вот для “Валенсии”, как мне казалось, вполне. Тем более в том составе эта команда могла замахнуться на многое. Почему клуб ничего серьезного так и не выиграл, это уже вопрос не ко мне. Думаю, свою негативную роль сыграл и действующий тогда лимит на легионеров. Но до сих пор считаю, что на тот момент сделал правильный выбор. Если по спортивным результатам “Валенсия” уступала “Реалу” и “Барсе”, то по экономической мощи стояла с ними почти на одном уровне. Лишнее свидетельство чему – заплаченные за меня “Логроньесу” три с половиной миллиона долларов.

       – Почему же у вас там не заладилось?

       – Сезон мы начали неплохо. Какое-то время даже шли на втором месте. Но затем у меня возник конфликт с главным тренером бразильцем Перейрой. Суть нашей размолвки? Когда я узнал, что он хочет прикупить в команду еще пару нападающих (это при Миятовиче, Пеневе и мне), причем своих соотечественников (как потом прочитал в газетах, с каждого такого трансфера Перейра получал 15 процентов), высказал ему все, что думал по этому поводу. Несколько месяцев он меня вообще не ставил в состав. Но в декабре, на церемонии вручения мне “Золотой бутсы”, а ему звания лучшего тренера мира, мы в самолете откровенно поговорили и помирились. Я вновь стал выходить на поле. В этот период у нас начался настоящий подъем. Впервые в своей истории обыграли в Мадриде “Реал” – я тогда забил королевскому клубу два мяча. Игра потихоньку наладилась, стал регулярно забивать. А затем получил травму – повредил мениск и “вылетел” на два месяца. За это время Перейру сняли, и клуб принял Луис Арагонес. Сезон завершился, и я уехал в отпуск, предварительно сказав менеджеру, что если будут приглашать клубы, выступающие в Лиге чемпионов, пусть внимательно рассматривает варианты. А когда вернулся из отпуска, менеджер заулыбался: “Тебя ждут в Глазго”.

Шотландская тоска

       – Опишите вашу первую реакцию.

       – Все было как-то буднично. Президент “Валенсии” Паке Роке тогда прямо сказал: “За тебя шотландцы платят огромные деньги (по неофициальным данным, около 5 млн. долларов. – Авт.). Но решай сам. Захочешь остаться здесь, не буду рассматривать это предложение”. Я попросил время на размышление. Позвонил Алексею Михайличенко, который в свое время играл в “Рейнджерсе”. Он сказал: “Езжай, не пожалеешь”. Манила меня и Лига чемпионов. Состав у шотландцев ей, кстати, соответствовал – Пол Гаскойн, Брайан Лаудруп, Алли Маккойст. Не приходилось жаловаться на условия личного контракта. Одним словом, я решился. Не знал ведь, какой на самом деле уровень их национального чемпионата.

       – Вы были разочарованы увиденным?

       – А чем восхищаться? Две команды европейского уровня – “Глазго Рейнджерс” и “Селтик”, а остальные на несколько порядков слабее. По всем параметрам: составу, финансовой мощи, инфраструктуре. Да, бьются до конца, полностью отдаются игре. Но это далеко не та же Испания. Играть в национальном чемпионате было просто неинтересно. Поэтому мы с Гаскойном нередко во время матчей первенства сидели на скамейке – тренер команды обкатывал молодежь. Но даже выступая через игру, мне за полгода удалось отличиться 12 раз. И все равно было скучно. Отрыв “Селтика” и “Глазго” от третьей команды к финишу чемпионата обычно исчислялся 10 – 15 очками. О чем еще можно говорить?

       – С Гаскойном удалось подружиться?

       – По крайней мере вместе ходили в бар. Веселый парень. То, что он алкоголик, – выдумка журналистов. В Украине или России по этому делу он был бы, поверьте, “в середине”. Но мог учудить такое, что просто диву давались. Как-то на тренировке начал спорить с наставником. Смотрим, в самый разгар перепалки у него… штаны мокрые. Описался, значит, в знак протеста. Но даже несмотря на его выходки, я в Шотландии все равно чувствовал себя тоскливо. Через несколько месяцев готов был уехать из Глазго куда угодно.

Период травм и судов

       – И в этот момент к вам обратился президент турецкого “Истамбулспора”…

       – Честно говоря, до встречи с ним даже не знал о существовании этого клуба. Купился на обещания турка: он сказал, что удвоит мою зарплату и через полгода продаст в солидный клуб.

       – То есть думал сделать на вас бизнес?

       – Наверное. Он выкупил мой контракт у “Глазго”. С президентом “Рейнджерса”, кстати, расстались почти друзьями. Он мне даже помогал в оформлении нового соглашения с “Истамбулспором”.

       – В Турции вы опять неплохо начали.

       – Был в хорошей форме. За полсезона забил дюжину голов. И почти все эти матчи команда выиграла. Из зоны вылета мы поднялись в середину турнирной таблицы. Президент “Истамбулспора” мечтал сделать из клуба новый “Галатасарай”. И действительно, по финансовым инвестициям, которые он вкладывал в команду, “Спор” вполне мог затмить грандов национального футбола. Но турок сделал большую ошибку: деньги вкладывал не в инфраструктуру клуба, а в игроков.

       – С “Истамбулспора” и началась ваша эпопея с травмами и клиниками?

       – Да. Год играл с микротравмой, полученной еще в “Валенсии”. Нога меня уже определенно беспокоила. Но операцию все откладывал. А потом получил вызов в сборную России от нового главного тренера Бориса Игнатьева. В Москве меня посмотрели местные эскулапы и настоятельно порекомендовали лечь под нож. С этого момента и началась черная полоса в моей жизни: операция за операцией. Лечили меня и российские, и испанские, и швейцарские доктора. Сначала в ногу вставили штырь. Через месяц его вытащили. Я начал восстанавливаться, постоянно летал из Турции в Испанию на осмотры. Так прошло полгода. Чувствую – нога все равно “не бежит”. Клуб отправил меня в США к профессору Леймоху, который был официальным доктором Олимпийских игр в Атланте. Он сказал, что когда вытаскивали штырь, задели нерв. Нужно было все начинать заново. То есть целый год пошел насмарку. Я сделал очередную операцию, два месяца проходил курс лечения за океаном. Затем вернулся в Турцию. Сыграл несколько игр. И пришел к президенту клуба с вопросом о зарплате. К тому времени я не видел ее целый год.

       – И что ответил президент?

       – Сказал, мол, когда заиграешь, тогда и буду платить. За матчи. Хотя в контракте, который, напомню, мне помогал составлять президент “Глазго Рейнджерс”, был пункт, предусматривающий, что я имею право на зарплату, даже будучи больным. Я, естественно, возмутился. Тем более что за год сумма набежала немалая. Уйти из клуба не мог – подписывал долгосрочный контракт. Так ни к чему с президентом мы не пришли. Оставалось подавать в суд. Но разбирательства длились около года. И все это время я был вынужден находиться “вне игры”.

       – Мысли о завершении игровой карьеры еще не посещали?

       – Старался гнать их прочь. Тем более один хороший знакомый, президент испанского клуба “Кордоба”, настоял на моем возвращении на Пиренеи. Повезло, что у меня в контракте с турками был пункт, согласно которому я мог полгода бесплатно отыграть за другой клуб. То, что “Кордоба” выступала во втором дивизионе, меня не сильно смущало. Я набрал форму, сыграл за команду шесть игр. Но турки, узнав об этом, подали соответствующий запрос в УЕФА.А испанцам сказали, что если они и дальше заинтересованы во мне, нужно заплатить за трансфер 3миллиона долларов. “Кордоба” такую сумму явно бы не потянула. Пришлось уходить.

       – Когда вы наконец-то стали свободным от обязательств перед турками?

       – Четыре года назад. И уже в качестве свободного агента подписал контракт с польской “Погонью”. Так совпало, что и там собирались делать серьезную команду. Ее финансирование взял на себя один турок (везет мне с ними), которому за это муниципальные власти обещали дать в черте города землю. Для бизнеса. После первого круга клуб лидировал в чемпионате. Я успел сыграть пару матчей. Но затем городские власти не выполнили своего обязательства, и турок, обидевшись, прекратил выделять деньги на клуб. Сразу начались задержки по зарплате, игроки стали разбегаться. В разговоре со мной турок прямо заявил: “Команда мне больше не нужна”. Пришлось вновь обращаться в суд.

Кого боятся молодые тренеры?

       – В Украину или Россию вас больше не звали?

       – Мог оказаться в родном “Зените”. С президентом клуба Мутко договорились по деньгам. Я специально опустил планку. Сказал, что сезон отыграю с небольшой зарплатой, а потом разберемся. Но на тот момент наставник “Зенита” Анатолий Давыдов попросту испугался брать меня к себе в команду: “Мы с тобой еще вместе играли, будешь для ребят вторым авторитетом”. Услышав такое, был просто в шоке. А он еще оправдывался: “Пойми, я молодой тренер, футболисты будут слушаться не меня, а тебя”. И такова, увы, стандартная психология большинства российских и украинских наставников. Говорю так, потому как практически идентичная ситуация у меня сложилась с киевским “Арсеналом”. Там мне похожие фразы молвил Вячеслав Грозный.

       – Вы некоторое время возглавляли сборную Украины по пляжному футболу. Что можете рассказать об этом этапе карьеры?

       – Это было больше хобби, чем работа. Началось все с того, что мои друзья предложили сыграть за команду музыкального канала OTV. Через год была создана Ассоциация пляжного футбола и проведен первый чемпионат страны. Наша дружина, в которой также выступал Юрий Калитвинцев, стала чемпионом Украины. А на следующий сезон начали формирование сборной страны, которую руководство ассоциации предложило мне возглавить. Согласился. Съездили на первый международный старт, я там пообщался с выступающим за сборную Франции Эриком Кантона, испанскими ребятами. Они рассматривают пляжный футбол как развлечение. В отечественной же ассоциации нам твердили, что на турнирах нужно биться, работать на результат. Мне такая философия не подошла. Понял, что это не мое. Лучше со временем вернусь в большой футбол.

Мои деньги работают