Об известном артисте и телекомментаторе, ушедшем из жизни ровно три года назад, вспоминает его близкий друг Борис Воскресенский, вице-президент Федерации футбола Украины.
Бархатный голос популярного спортивного комментатора Котэ Махарадзе, безусловно, помнит добрая половина населения СНГ. В 2001 году Махарадзе исполнилось 75 лет, и такая дата не осталась незамеченной в Украине. После официальных празднований в Тбилиси легендарного батоно Котэ чествовали в Киеве в клубе “Динамо”: с фейерверком, лимузином и до отказа заполненным залом. Как всегда, главную скрипку здесь сыграл президент Федерации футбола Украины (ФФУ) Григорий Суркис, которого с Махарадзе связывали долгие годы дружбы. Приложил руку к встрече юбиляра и вице-президент ФФУ Борис Воскресенский, близкий друг семьи Махарадзе-Чиаурели, с которым и встретилась корреспондент “ФАКТОВ”.
“Когда во время игры на тбилисском стадионе исчез свет, Котэ воспринял это как личную трагедию и… попал в реанимацию”
– На каждую годовщину смерти Котэ Махарадзе вы бываете в Тбилиси, чтобы выразить сочувствие и поддержать вдову Софико Чиаурели. А когда вы последний раз виделись с Котэ?
– Последний раз я встречал батоно Котэ в Киеве в августе 2002 года, – рассказывает Борис Михайлович. – Махарадзе был почетным гостем на церемонии вручения золотых медалей чемпионата Украины динамовцам Киева. Последние 15 лет он останавливался только в гостинице “Спорт” и никогда никаких требований к своему номеру не предъявлял. Не было люкса – селился в обычном. Мог позавтракать двумя яйцами всмятку и выпить стакан чая. Возможно, в последний приезд он чувствовал себя не лучшим образом, но ни разу не пожаловался. Это был сильный, жизнерадостный человек. Чтобы такой мужчина, как Махарадзе, обсуждал свое здоровье – да никогда! Как говорится, грузин – это не национальность, а черта характера.
С Котэ Махарадзе мы были знакомы еще до Олимпиады-80. С тех пор среди моих друзей он попадал только в основной состав. Между прочим, в паспорте Махарадзе записан Константином Ивановичем, но еще в начале актерской карьеры он сократил свое имя-отчество на грузинский манер до “Котэ”. Поэтому на официальное обращение “Константин Иванович” Махарадзе не сразу реагировал: “Даже забыл, что меня так зовут”.
То, что со здоровьем у Котэ не все в порядке, я понял, когда он не поехал на игру сборных Грузии и России, которая проходила 12 сентября 2002 года на тбилисском стадионе “Локомотив”. Во время игры на стадионе исчез свет. Из-за чего отборочный матч чемпионата Европы был сорван. Махарадзе так сильно переволновался, восприняв инцидент как личную трагедию, что через несколько часов с инсультом попал в больницу. Но мы постоянно перезванивались. Не общались только тогда, когда Котэ был в реанимации. Так он оттуда и не вышел… Гроб с телом Махарадзе через весь город от Оперного театра до Пантеона выдающихся деятелей Грузии на руках несли актеры и футболисты. Вечная память тебе, дорогой батоно Котэ! По выражению Софико Чиаурели, на похоронах я ревел, как бык.
– Читала, что на 70-летии режиссера Ленинградского БДТ Георгия Товстоногова тамадой был… Котэ Махарадзе.
– Ничего удивительного в том нет. Манера грузинского комментатора вести репортаж импонировала известному режиссеру. Товстоногова сразу же покорила по-актерски выразительная речь Махарадзе, потом они познакомились и сдружились. Котэ был дружен со многими известными актерами. На его 75-летие в Тбилиси приезжал Кирилл Лавров, специально из Америки прилетел актер Каха Кавсадзе, сыгравший роль Абдуллы в “Белом солнце пустыни” (долгое время они работали в Тбилисском театре имени Шота Руставели). Москву представлял легендарный тренер Никита Симонян. Они с Котэ Махарадзе были одного года рождения, поэтому ездили друг к другу постоянно. И вообще, к Махарадзе съезжались люди, которых принято называть “портретными” – все сплошь узнаваемые особы.
– Легко представить Котэ Махарадзе с хрустальным рогом в руках, провозглашающим витиеватый тост.
– О, это был высший пилотаж! Как и все грузины, поднимая бокал, Котэ еще не знал, за что все будут пить. Тост превращался в полет фантазии и сразу же становился эксклюзивным – его нельзя было повторить. Во всяком случае, Махарадзе никогда не сказал бы: “Выпьем за Бориса!” или что-то в этом духе…
“За реплику: “Представляю, что сейчас творится в Тбилиси!” комментатора долго вычитывали в высоких кабинетах”
– С тостами все понятно. Наверное, и вина Махарадзе предпочитал грузинские?
– Естественно. Однажды заместитель председателя Совета министров УССР Павел Есипенко пошутил по поводу кахетинского “Манави”, прочитав его название задом наперед: “Да оно же Иваном делалось!” Украинскую шутку Котэ с восторгом использовал у себя в Тбилиси.
И нашу “горилку” любил. Как-то за столом рассказывал, что после сложной операции на сердце английские врачи запретили ему пить вино: “Только виски или в крайнем случае русскую водку. Но не столько, сколько пьете вы. Хватит и трех-четырех стаканчиков”. “Это несправедливо! – восклицал Котэ Махарадзе. – Ведь после трех-четырех стаканчиков и начинается самое интересное”.
Но я никогда не видел его пьяным. Махарадзе умел и рюмку выпить, и беседу поддержать. Словом, застолья любил. Если я как хозяин ставил на стол чай или кофе, Махарадзе сокрушался: “Борис, навэрно, очен болной. Жалко Бориса. Давай его лечить и закажем что-то покрепче!”
Минус после застолья был один: во сне Котэ сильно храпел. В 1981 году, после завоевания тбилисским “Динамо” Кубка кубков, Котэ своим храпом в двухместном номере гостиницы в Дюссельдорфе мешал Виктору Понедельнику писать отчет в Москву. В конце концов Витя не выдержал и в сердцах бросил: “Нет, это невозможно! Котэ, сделай что-нибудь!” Махарадзе пришлось целую ночь бродить по улицам чужого города…
Кстати, за его финальную реплику: “Представляю, что сейчас творится в Тбилиси!” комментатора долго вычитывали в высоких кабинетах. Мол, почему ликует только Тбилиси? Что же вы не упомянули Москву? И почему у вас играют “грузинские футболисты”, а не советские?
“Махарадзе сидел на диете, когда рядом была Софико”
– Возможно, особого внимания спецслужб Котэ Махарадзе удостоился также и из-за дома, в котором он жил с Софико. Ведь это был подарок самого Сталина!
– Иосиф Виссарионович любил известного грузинского актера Михаила Чиаурели, отца Софико, которому при жизни подарил особняк в центре Тбилиси, на горе Раздумий. Здесь даже есть уникальное кресло Сталина. Я пару раз поинтересовался, откуда оно, но ответа так и не получил. Скорее всего, кресло подарено, но, кем именно, Котэ не говорил. Единственное, на чем я настоял, – на разрешении сфотографироваться в этом кресле.
Со временем часть здания супруги перестроили под театральный зал. Ведь к ним на домашние спектакли приходили сотни человек. Свой Театр одного актера Махарадзе назвал “Верико” (в честь матери Софико Чиаурели великой актрисы Верико Анджапаридзе). И не упускал случая пошутить по этому поводу, мол, работает в единственном театре, названном в честь тещи.
– Со своей полнотой он не пытался бороться? Например, отказываясь от шашлыков.
– На богатых грузинских застольях такого блюда, как шашлык, я не видел. Разве что из осетрины. Сами кавказцы говорят, что шашлык – еда для горцев: зарезал на пастбище барашка, присмолил мясо на шампуре – и сыт. А настоящее застолье в Грузии должно быть с большим количеством отварного мяса, овощей, фруктов, сыра, а также специй. Ну и, конечно же, хинкали (наши вареники, но в форме мешочка).
Котэ сидел на диете, когда рядом была Софико. Особенно в последнее время. Но, стоило ей отвернуться, диета сразу же заканчивалась.
– Какое же грузинское застолье может обойтись без анекдотов!
– По-моему, Махарадзе знал анекдотов больше, чем Юрий Никулин. Мне казалось, что Котэ их сам сочинял.
Вот один из них.
Старый лодочник дядя Вано переправляет пассажиров через Куру. К нему подходит мальчик: “Здравствуй, дядя Вано!” – “Здравствуй, Гурам!” – “Дядя Вано, перевези меня на ту сторону”. – “Нет проблем. А что ты хочешь на том берегу?” – “Там танцы, кино, дискотека, аттракционы, луна-парк”. – “Хорошо, плати три рубля, и я тебя перевезу”. – “У меня нет денег, дядя Вано”. – “Тогда тебе не хрен делать на том берегу”.
– И нецензурное словцо употреблял?
– Практически нет. У него хватало паузы, мимики, в отличие от нас, славян. Поднимая тост на 60-летии Махарадзе в 1986 году, я сказал: “С вашим произношением даже фраза “Игрок разбегается – и бьет!” наполняется неприличным смыслом”. Уже потом батоно Котэ стал выдавать ее за свою. Но, уверяю вас, до такого русского пассажа грузинский князь Махарадзе не додумался бы.
Источник: “Факты”