У болельщиков долгая и благодарная память. Юрий Дегтярев покинул футбольные ворота без малого четверть века назад, однако его игра до сих пор не забылась. Неслучайно по итогам «всенародного плебисцита», проведенного в честь 70-летнего юбилея «Шахтера», Дегтярев был безоговорочно признан вратарем номер один в истории донецкого клуба.
Известно ли вам, что в знаменитом голкипере «Шахтера», защищавшем ворота донецкой команды на протяжении 17 лет, Лев Яшин видел своего преемника в московском «Динамо» и сборной СССР? Однако этому желанию лучшего вратаря ХХ века суждено было сбыться только частично.
Именно с этого памятного момента в биографии 58-летнего Дегтярева собираюсь начать с ним разговор и чувствую, что попадаю точно в цель: упоминание о Яшине как-то сразу настраивает моего собеседника на теплую ностальгическую волну.
– О том, что вы были любимцем Яшина, в свое время я слышал из уст самого Льва Ивановича. Мне известно и том, что великий вратарь был вашим кумиром. Кто же виноват, что яшинские надежды и ожидания, связанные с голкипером Дегтяревым, полностью так и не оправдались?
– В первую очередь я виноват – кто же еще? Мы познакомились и сразу подружились в конце шестидесятых годов, когда Яшин, еще тренируясь в сборной Союза, большую часть времени уделял натаскиванию более молодых голкиперов – Виктора Банникова, Юрия Пшеничникова, меня. Чувствовал себя желторотым птенцом – всего 19 лет. И рядом такая глыба – Яшин…
– Воспринимали его как живую легенду?
– Вы знаете, нет. Яшин так умел выстраивать отношения с близкими ему по духу людьми (а людей он очень хорошо чувствовал), что всякая «легендарность» быстро улетучивалась, как дым. Представьте, что несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте я был с Львом Ивановичем на ты. И это вовсе не воспринималось, как проявление фамильярности.
– Как долго Яшин искушал вас перспективой занять ворота знаменитого московского клуба?
– Года полтора-два, не меньше. Последний серьезный разговор помню хорошо. Случился он за пару месяцев до того, как Лев Иванович сыграл свой прощальный матч. Он приехал ко мне домой, выпили по рюмке горилки с перцем за встречу, посудачили о том, о сем, а потом Яшин перешел к главному: «Выбирай, парень: или, или. Такие вопросы каждый решает сам, без подсказок. Если скажешь «нет», я прямо отсюда в Днепропетровск поеду – за Володей Пильгуем». И поехал.
– Локоток не кусали? Не пожалели, что не прислушались к яшинскому совету?
– Пока играл, не жалел. Ну а потом… Не скрою, всякие мысли приходили. Так уж, видно, устроен человек: что потерял, а что нашел, по-настоящему можно разглядеть и понять только с солидной временной дистанции. Возможно, в этом и заключена высшая мудрость жизни: наново ее не перепишешь.
– Любопытно, что же удерживало вас в «Шахтере» – пусть и весьма заметном, но все-таки провинциальном клубе?
– По нынешним рыночным временам, когда все продается и все покупается, даже боязно эти слова вслух произносить – чего доброго, на смех поднимут… Верность клубу, чувство долга, патриотизм… Но ведь так действительно было! Была замечательная команда «Шахтер», созданная в начале семидесятых годов Олегом Петровичем Базилевичем, с солидным, почти десятилетним запасом прочности. Было абсолютно искреннее ощущение взаимной необходимости этой команды и ее болельщиков. Можете мне не верить, но я даже представить себе не мог, как это: бросить этих людей, относящихся к тебе с таким обожанием, 40-тысячным хором скандирующих твою фамилию…
– Даже если сделать поправку на ваше «провинциальное» вратарское происхождение, все равно трудно считать вашу судьбу в национальной сборной сложившейся очень уж удачно. Согласны?
– Пожалуй, так. Судьба посылала мне два шанса сыграть в финальных турнирах мировых чемпионатов, и обе возможности оказались упущенными. До Мексики в семидесятом не доехал, очутившись на операционном столе по поводу мениска. А восемь лет спустя сборную СССР, неудачницу отборочного турнира, в Аргентине просто не ждали.
– Расскажите историю знаменитого снимка Зиновия Добромыслова «Вратарь», с которым донецкий фотокорреспондент завоевал призы на международных выставках и без которого в последние 30 лет не обходится ни одно иллюстрированное издание, посвященное «Шахтеру»…
– Это март 1974 года. Леселизде. Небольшой абхазский поселок на берегу Черного моря, который в межсезонье превращался в настоящую футбольную Мекку. За границу на сборы наши клубы тогда еще не ездили – только на Кавказ. Травяные поля берегли, на них разрешали проводить только контрольные матчи. А это поле в Леселидзе почему-то называли мраморным. Ни травинки на нем – только песок и галька. Эксплуатировали «поляну» беспощадно: с утра и наступления темноты. Команды, приезжавшие со всего Союза, выстраивались в очередь: спартаковцы, торпедовцы, зенитовцы, армейцы, горняки – мы буквально выталкивали друг друга с этого «мраморного» поля, все было расписано по часам и минутам. Бывало, зарядит холодный дождь, вот и месишь грязь полтора часа. А если бы сегодняшние футболисты видели, не только на чем, но и в чем мы тренировались! Были такие костюмы, с начесом. От дождя и пота тяжеленными становились, как скафандры. Просыхать как следует не успевали, на ночь в угол можно было ставить! Валя Иванов, когда мы с торпедовцами в межсезонье на юге пересекались, помню, подначивал: «Ну и видок у вас, ребята: как у медведей-шатунов. Не то что играть – смотреть на вас страшно».
– Что-то далеко вы ушли от истории с фотографией…
– Да не было там никакой особой истории. Сначала, правда, Добромыслов настаивал, чтобы я в таком «экзотическом» виде специально ему позировал. Но я фотографироваться никогда не любил, тем более – позировать. «Ты – мастер, – говорю, – сам лови момент». Вот он и поймал.
– Ваш послеспортивный выбор в пользу милиции со стороны выглядел достаточно неожиданно, если не сказать экзотично…
– Ничего особенного, выбор как выбор. Я играл за «Шахтер» очень долго, а в то время, как вы, вероятно, помните, существовало такое веяние: футболисты должны были «без отрыва от производства» еще и учиться, чтобы получить высшее образование. Чаще всего это был, естественно, профильный вуз – инфизкульт. Однако мне и моим партнерам по «Шахтеру» в этом смысле не повезло: в Донецке в то время был только техникум физкультуры, который я закончил. Потом поступил в институт советской торговли, считавшийся у нас самым «футбольным» – в его стенах многие игроки корочки получали, не очень-то задумываясь над тем, как это может им потом пригодиться.
Инициатором же моего выбора в пользу милиции стал работавший тогда начальником УВД Донецкой области, а впоследствии ставший министром внутренних дел Украины генерал Иван Дмитриевич Гладуш. Мы жили по соседству, частенько виделись, и он уговаривал, скептически оценивая мои перспективы после торгового института: «Ну какой из тебя торгаш? «Физкультурников» тоже вокруг – хоть пруд пруди. А вот милиция – это серьезное мужское занятие». Словом, уговорил. Еще будучи футболистом, я закончил среднюю школу милиции, потом высшую. После чего уже отступать было некуда: в 83-м нужно было расставаться с футболом и надевать погоны – иначе все старания пошли бы насмарку.
– Такие расставания обычно проходят весьма болезненно…
– Возможно, случай со мной нетипичный, только я как-то легко перешел из одного состояния в другое. Работал в ОБХСС, в уголовном розыске, был начальником курса в открывшемся к тому времени в Донецке Институте внутренних дел. В отставку вышел в звании полковника.
– Футбол как отрезало?
– Ничего подобного. Не переставал следить, что в нем происходит, а в «Шахтере» – особенно. Когда летом 1995 года зашел разговор о возвращении в «Шахтер» в качестве тренера вратарей, я к этому внутренне был готов. Тем более что к мысли о том, что такой тренер в профессиональном клубе просто необходим, пришел очень давно. И в «Шахтере» оказался в этой ипостаси, можно сказать, первопроходцем.
– Чем вас привлекло это занятие?
– Наверное, возможностью вновь оказаться полезным команде, с которой связаны лучшие годы жизни. Возродить былые вратарские традиции в «Шахтере», как-то незаметно утраченные. Традиции советской вратарской школы.
– А что такое советская вратарская школа?
– Если коротко, в трех словах – простота, надежность и самоотверженность. У тебя за спиной белая полоска длиной 7 метров 32 сантиметра, и ты должен стремиться к тому, чтобы мяч ни при каких обстоятельствах ее не пересек. Я предпочитал в любой ситуации действовать предельно рационально и просто, по-яшински. Некоторые другие голкиперы, не забывая о надежности, стремились сыграть на публику, сорвать аплодисменты. Однако это еще не все. В советской вратарской школе ценились не только «сухие» ворота, но и способность голкипера задавать игровой ритм всей команде. Вратарь не имел права бестолково расстаться с мячом. Он был обязан выбросить или выбить мяч в поле с таким расчетом, чтобы партнеры получили возможность начать ответную атаку. Или, наоборот, придержать мяч, поводить его по штрафной площадке, чтобы полевые игроки перевели дух, перестроились. Крылатая фраза «Вратарь – половина команды» мне никогда не казалась преувеличением.
– Во вратарской профессии, по-моему, необходимо учитывать еще одну тонкость: место в рамке одно, а соискателей – несколько, как минимум двое в команде. Не считаете, что своим футбольным долголетием вы в «Шахтере» невольно перекрыли кислород двум замечательным голкиперам – братьям Чановым?
– Нельзя так рассуждать. Я всегда считал: кто лучше готов, тот и играет. Если чувствовал себя неважно, не был уверен в себе, просил тренеров не ставить на матч. Но так сложилось, что старшему из братьев Чановых – Вячеславу – действительно не имело смысла оставаться в «Шахтере», потому что младший – Виктор – уже в дубле играл. И Слава правильно сделал, что уехал в московское «Торпедо». Снимая в 1983 году вратарские перчатки в последний раз, я полагал, что моим многолетним преемником в «Шахтере» окажется Витя. Однако его пригласили в киевское «Динамо», и вратарский баланс в донецком клубе на какое-то время был нарушен. Сменилось несколько вратарей-временщиков, пока не пришел всерьез и надолго Валентин Елинскас.
– Семь лет назад вы покинули тренерский штаб «Шахтера», потому что решили завязать с футболом?
– Ну, во-первых, не я один покинул – ушли все, кто работал с Анатолием Бышовцем. Потому что существовала такая договоренность: если не справляемся с турнирной задачей, которую поставил президент клуба Ринат Ахметов, – уходим вместе. А тогда уже после первого круга чемпионата Украины стало ясно, что всерьез потягаться с киевскими динамовцами за золотые медали снова не получится.
– Каков ваш сегодняшний социальный статус?
– Полковник милиции в отставке. Плюс сердечник: несколько лет назад перенес один микроинфаркт, недавно второй. Теперь нужно два-три месяца на реабилитацию. Что поделаешь: футбол оставляет шрамы на сердце – я не первый и, наверняка, не последний.
– Значит, с футболом покончено окончательно и бесповоротно?
– Рано или поздно это со всеми случается. Кроме сердечных, есть еще проблемы с ногами, подагра прихватывает время от времени. Знакомые врачи подшучивают: царская болезнь, дескать, по молодости ел икру ложками…
– Так и сидите без дела?
– Дело себе нашел. Мне ходить тяжело, а сидеть за рулем – сколько угодно. Работаю коммерческим директором фирмы с длинным, но понятным, полагаю, называнием – «Фасадстроймонтаж». Облагораживаем Донецк.
– В связи с подготовкой к Евро-2012 работы прибавится?
– Скорее всего. Только бы здоровье не подводило. Велико желание увидеть вблизи футбольный праздник, на котором в качестве вратаря побывать не удалось.
– На матчах «Шахтера» бываете?
– Только на центровых. В Лиге чемпионов, с киевским «Динамо». Потом, правда, пару ночей плохо спишь: давление подскакивает. Удивительно: годы идут, но все, что происходит с «Шахтером», по-прежнему воспринимаешь близко к сердцу. Видно, иначе уже не получится.
Источник: ФК “Шахтер” (Донецк)