Легионер союзного значения

В первый раз, весной 99-го, пригласил меня Зинченко в гости. На стадион под названием то ли “Турбостроитель”, то ли “Трубостроитель” – сейчас не помню. Да и не важно, наверное…

Стадиона того, главное, не было ни в одном из питерских справочников. Как отыскал его – ума не приложу. Но отыскал…

Сидели мы в раздевалке. Где-то капала вода – и звук тот слышался барабанной дробью. Говорил Зинченко негромко, едва ль не шепотом – дорожа давними воспоминаниями. Не заученно. Главное, на подробности щедро.

Я, помню, усмехнулся: кем здесь служите, Анатолий Алексеевич? Директором?

Зинченко чуть напрягся. Может, показалось – но обида мелькнула. За тогдашнюю собственную непричастность к серьезным футбольным делам. “Зенит” вовсю готовился выигрывать Кубок. С тренером Давыдовым – давним приятелем…

– Здесь, на “Турбостроителе”, специализированный детский футбольный клуб. Красногвардейского района. А я в нем президентствую.

Во второй раз встретились совсем недавно. Пригласил Анатолий Алексеевич на “Петровский”: “У меня там турнир…”

Моросило. Найти Зинченко, ничуть за три года не изменившегося, делом было несложным. Единственный в стадионных окрестностях человек – весь в белом. По-западному. И смотрелся Зинченко западным сэром. Даже курил как-то по-западному. Я так не умею…

А на трибунах – битком. Детский турнир.

– Я теперь в питерской федерации футбола тружусь. Вот такие турниры проводим. Славные, правда?

Киваю в ответ. Славные.

А на соседней стоянке – сплошь джипы. Бомонд, однако.

– Лет двадцать назад вы и представить не могли, наверное, что будете работать на “Турбостроителе”, в питерской федерации футбола…

– Вот это вопрос так вопрос! Сложный! Я одно знал – что вся жизнь будет связана с футболом. И в школе учился, и в институте, и тренировал – никогда не сомневался в собственном предназначении. Только футбол. Это мое – тренировать. И с командами мастеров поработал, и с детишками…

– Та спокойная жизнь, которая была у вас в последние годы – она радовала? Или тянуло в большой футбол, настоящий?

– Спокойствие никогда не радует! Да еще после такой бурной жизни, со сплошными разъездами… Размеренная жизнь угнетала. Зато сейчас, в федерации, все намного интереснее.

– В самом деле?

– А как же? У нас 30 детско-юношеских клубов, сорок с лишним мужских команд, столько же ветеранских… Мы проводим не только чемпионат и Кубок города, но и еще кучу всяких турниров. Один только Мемориал Гранаткина чего стоит! Ни одного юбилея не пропускаем – турнир памяти Рязанова, Садырина, в октябре 2004-го юбилей Фридриха Марютина справлять будем… Отдыхать некогда.

В ТАНДЕМЕ С КАЗАЧЕНКОМ

– Вы ведь и по себе знаете, как “Зенит” умеет забывать собственных игроков.

– Да… Но что делать? В нашей карьере чего только не было, пусть на совести тогдашних руководителей останется… Питер – город своеобразный. К ветеранам странное отношение, и не в одном футболе. Отличаемся от Москвы. У вас как-то побережнее – ветераны круглый год играют, будь то “Спартак” или “Динамо”. До пятидесяти матчей за сезон! Понимают, что без прошлого хорошего будущего не выстроишь…

– “Зенит” помнит, кто для этой команды вырастил Угарова? Или Давыдова-младшего?

– Не совсем правильно говорить, что именно Зинченко вырастил этих ребят – но я причастен. Это точно. Сначала работал с дублем “Зенита”, потом стал главным тренером ленинградского “Динамо” – и через наши с Володей Казаченком руки шла вся эта молодежь… Тот же Кондрашов наш воспитанник. Как мы его, 18-летнего, призвали служить в динамовские войска, так до сих пор в футбол играет. Через дубль Денис Угаров прошел. Вовремя выхватили из городского футбола Сашу Панова. Сын Толика Давыдова, Димка, у нас играл.

– И у кого “самые-самые” задатки были?

– Панов, мне кажется, все и всем доказал. Незаурядный футболист. Давыдову только травма помешала дальше играть за “Зенит”, но в первой лиге продолжает здорово…

– Помнят они вас?

– А вот этого не знаю! Когда интервью дают, часто забывают. Обид, конечно, никаких, они первого тренера обычно вспоминают… Случай расскажу. В свое время мы с Казаченком пригласили в команду Диму Радченко. Его за руку тренер привел: “Вот, посмотрите…” Смотрим – совершенно некоординированный. Даже корявый. Но задатки какие-то разглядели, дриблинг был интересный. Взяли, начали ставить… Пацан забивает. У нас в “Динамо” сезон закончился, а у “Зенита” еще два тура. Станислав Петрович Завидонов к нам обращается: одолжите форварда на две игры. В дубле играть некому. Ладно, думаем, пусть… Отдали. И больше Радченко к нам не возвращался. Но хоть бы раз, в одном интервью нас вспомнил! Про ленинградское “Динамо” даже не вспоминает! Досада брала…

“РУССКИЙ МЕДВЕДЬ”

Хотели австрийцы Блохина получить. Мечтали. И своего добились, кстати, – годы спустя. Когда Блохину под сорок было.

Хотели Коваленко из Еревана. Колотова из Киева. Конькова. Да и кто в тогдашней Европе не хотел Конькова?

А получил “Рапид” Зинченко. Ленинградского форварда, собравшегося было с серьезным футболом завязывать.

– В Австрии часто интервью давали?

– Первое время – не очень. Проблема с языком. Сразу окунулся в западную жизнь, жил среди австрийцев – приходилось “выплывать”… А на третьем году в Вене уже свободно на немецком говорил. И с телевидением, и с пишущими товарищами проблем не было…

– О чем спрашивали?

– Почему-то считали, что в Австрии я должен был столкнуться с бытовыми проблемами – вот об этом и расспрашивали. Вообще, доброжелательно обо мне писали – но обычно сводили к тому, что русский Анатоль приехал из страны, где вечные снега и медведи по улицам ходят… Заглянули бы, думаю, в расписание Аэрофлота. Два часа – и ты в Ленинграде. Ладно, журналисты – так даже клубное начальство мне отпуск выписывало на неделю больше. Думали, я на телегах и санях до России добираюсь… А когда узнали, что я почти в Сибири родился, в Новокузнецке, в восторг пришли. Опять понеслось – “русский медведь”. Говорю им – да я в Сталинграде, дескать, играл. Где 35 – 40 градусов жары. В Ростове. В Ленинграде. Не-е-т, это их мало интересовало… Медведь!

– Года три назад вы страшно жалели, что вообще вернулись в Союз.

– Ну, “страшной” жалости не было. Я человек своего времени. С советским воспитанием. “Честь Родины”, “честь флага”, “честь клуба” – это для меня понятия не последние были… Еще прекрасно помнил, какими словами меня провожали. Как напутствовали: “Ты советский гражданин, должен себя вести…” Что было “страшное” – так это ностальгия. Особенно на третий австрийский год стало в Ленинград тянуть. А оформили меня, кстати, как командированного по инженерной части. “Союзвнештехника”. Зарплату получал в торгпредстве, приравненную к посольской: больше никак нельзя было. А премиальные мне “Рапид” втихаря выдавал. Барич, помню, говорил: “Не желаю я вашу КПСС кормить, не вздумай что-то отдавать!” В посольстве мне газеты суют, там размер премиальных не скрывали – отдавай, мол. Я отнекивался: “Они только своим дают деньгами, а мне костюмами… Костюм отдавать или можно себе оставить? На память?”

ЧЕКИ НА ПАМЯТЬ

А оставался ли, пообвыкнувшись в Австрии, Зинченко “советским человеком” – в тогдашнем понимании? Или проникся Западом?

– Я даже рассказать не смогу, как домой тянуло! Там все родственники, друзья, еще отец жив был… И возвращался я сознательно. Немножечко в собственном решении стал сомневаться, когда вся эта перестройка началась. Зато сегодня думаю о другом. Смотришь на нынешний футбол, на эти зарплаты, думаешь: родился бы сейчас, был бы богатым человеком…

– А тогда от всех ваших австрийских сбережений осталась одна “Волга”.

– Правда, экспортный вариант. А деньги все пропали. Да и не было их, денег – разве в Союз валюту ввезешь? Сразу же обменивали на чеки Внешпосылторга. Помните такую денежную единицу?

– Для “Березок”.

– Да, да, да… Но и это все в одночасье лопнуло. Чеки эти я дома держал, а не в банке. Осталась целая гора. На долгую память.

– А ведь предлагали вам остаться вторым тренером в “Рапиде”.

– Лично Отто Барич, главный тренер, предлагал: давай, Анатоль, ко мне помощником. Но такая ностальгия была, что никакая должность не радовала. Объясняю. А Барич в ответ свое: “Я больше двадцати лет работаю на Западе и знаю, что у меня есть родина. Но в Югославию я всегда успею вернуться…” Не убедил. Да и теща в Союзе заболела, жена уговаривала вернуться. .. Но ее влияние было минимальным. Я сам все решил.

– Барич в самом деле классный тренер?

– Да! Очень хороший! Сейчас сборную Хорватии тренирует, да? С кем бы в Австрии или Германии ни работал, везде успехи были. Только со “Штутгартом” чемпионом стать не смог, что-то не получилось – вернулся в Австрию… Сам профессионал и в игроках профессионализм ценил. Мне сразу сказал: никакого значения, что за год рождения стоит в твоем паспорте. Туда смотреть никто не будет. Хоть в контракте много всяких пунктов оговаривалось, чего ты не можешь делать, но на эти пункты внимания никто не обращал. Мне Барич говорит: “Анатоль, никого не интересует, куришь ты или нет…” Кивает в сторону макета: “Вот там себя показывай. Там будешь плохой – сядешь рядом со мной на лавочку..”А сидеть на лавке в “Рапиде” невыгодно было, основной доход от премиальных шел. Вот сам и думай, как форму поддерживать.

– Кстати, курите давно?

– Давно.

– Помните, как в Удельной, на базе “Зенита”, от Морозова по кустам хоронились, сигареты в рукав прятали?

– Мы больше не от Морозова, а от Зонина прятались. Впрочем, от Юрия Андреевича тоже… При Морозове было четко оговорено: за любое нарушение спортивного режима – сто рублей! Сразу! По тем временам деньги не самые маленькие, вот и прятались. .. Попадались редко.

БРИЛЛИАНТОВАЯ МЕЧТА

С документами вышла задержка. Такая задержка, что Анатолий Алексеевич разуверился было в собственной перспективе.

Пока телеграмму своими глазами не увидел: “Вылет такого-то. Вена…”

На прощание от неунывающего Владимира Казаченка услышал: “Не слишком печалься, у австрияков этих “Рапидов”, как у нас “Динамо”. Без счета”.

– По Ленинграду я катался на “Волге”, а в Австрии клуб мне дивную машинку выделил, маленький “фольксваген”… В бытовом отношении вообще никаких проблем. Оставалось думать только о футболе.

– Сегодня в Вене окажетесь – все вспомнится?

– Конечно! Это бриллиантовая мечта всей моей нынешней жизни – поехать в Австрию. Пройтись по тем местам, пообщаться с соседями… Затри года много друзей появилось. С удовольствием пообщался бы с хозяйкой, у которой жили, – не знаю, жива она… Уже тогда в возрасте была. А воспоминаниям моим 23 года. Вот сколько в Вене не был.

– Придете на стадион – вспомнят вас? Узнают?

– Думаю, да. Я личностью довольно популярной был.

– Возвращались в Союз – чувствовали себя, наверное, миллионером. На “Волгах”-то не особо народ по Ленинграду катался.

– А что мне скрывать? Да, думал, что достаточно заработал. Надолго хватит. Возраст молодой, сил хватает – можно работать… Запас прочности есть.

ДВА ФИНАЛА

– Так вышло, что сыграл я в двух финалах Кубка СССР, в обоих забивал – и оба команда моя проигрывала… В основном составе ростовского СКА тогда много было молодежи – и поражение для нас настоящей трагедией стало. 1:0 вели, помню, против львовских “Карпат” – и 1:2 проиграли. После игры в раздевалке тишина гробовая – и только кто-то всхлипывает. А кто-то плачет не стесняясь. Мы ж на голову сильнее “Карпат” были, на голову! Но футбол по-своему рассудил…

– В Лужниках играли?

– Да, в Лужниках. А второй финал еще драматичнее вышел. Везло мне на такие штучки. Забиваю “Спартаку”. Ведем 2:1, до конца матча 22 секунды – и Логофет сравнивает! На следующий день переигровка, от Коли Киселева пропускаем – 0:1… Кубок уплыл.

Симонян, в ту пору тренировавший “Спартак”, после первого матча речь выдал замечательную. По образности. Вы, говорит, только что из гроба встали – спасибо скажите Гешке Логофету. И завтра ошибку не повторите…

“Спартак” – не повторил.

ВЕСЕЛЬЧАК КРАНКЛЬ

“Пратер” – не “Петровский”. Австрия своих героев помнит. И Ханса Кранкля, и русского Анатолия.

И Зинченко все помнит. Старенькую пару Гексман. Он – член политбюро австрийской компартии. Подружились…

Помнит Курта Чатку, репортера из коммунистической газеты.

Приобщился Анатолий Алексеевич к коммунистической верхушке, хоть в Союзе от этих дел бежал. В КПСС вступать и не думал.

– В “Рапиде” тогда удивительно доброжелательная обстановка была. Вся команда – в приятелях! В торгпредстве нашем много друзей было. Но ближе Антонина Паненки, чеха, никого…

– Известный футболист.

– Очень известный. Но человеческие качества просто уникальные. Я-то думал, только в России такой “рубаха-парень” может быть… Три года на сборах одну комнату с ним делили. Да и с остальными игроками нормальные были отношения.

– И с Кранклем, первой звездой того “Рапида”?

– Его-то прежде всего воспринимали как члена команды. Уж потом как звезду европейского уровня… Величайший игрок. Вы помните, откуда он в “Рапид” приехал? Из “Барселоны”! Прекрасный футболист и такой же человек. С огромным чувством юмора. Только в компании появится – тут же смех и улыбки. Приколы. У меня в Австрии сын родился, пресса сразу пронюхала – выходит заметка: “Анатолий стал трижды отцом!” Перед тренировкой сижу в раздевалке, а Кранкль заходит последним. У нас заведено было – любой проходит вдоль скамеек, руки пожимает. Кранкль всем пожал, а мимо меня проходит – будто пустое место! Представляете?

– Не представляю.

– И я понять ничего не могу! Думаю: может, где-то ляпнул что не то? Кранкль на свое место усаживается, молчит-молчит – и вдруг взрывается! Под общий хохот! “Как? Я, капитан команды, узнаю от своей жены, а та из газет, что у Анатолия родился сын! Все знают, кроме меня!” Чем дальше, тем хуже – узнает, что я назвал сына Антоном. Имя давным-давно было запланировано, жена решила – но Кранкль подумал, что это в честь Паненки так назвали. Снова обиду разыгрывает. “Ханси, а как бы ты хотел, чтобы назвали?” – “Ганс!”

Был случай – тогдашний капитан “Рапида” Вебер с Кранклем пошли к Баричу. С разговором: “Поставьте, пожалуйста, Анатоля в состав, нам нравятся его передачи…” А после к Зинченко тихонечко подходил уже Кранкль – один: “Толя, давай пас только мне, ладно?”

– Еще, кажется, вы с генсеком австрийской компартии подружились.

– Ну, “подружились” – это громко сказано… Просто пригласил он нас с Паненкой, ребят из “соцлагеря”, кофе попить. Пообщаться. Меня, конечно, поразило – попробуй к нашему генеральному секретарю, Леониду Ильичу, подойди! Попробуй хлопни по плечу – когда триста человек охраны! А здесь – обычный человек. Охраны вовсе никакой.

КАК ПРИВЫК, ТАК И ОТВЫК

В Ленинграде никто ничего не знал. Был человек в “Зените” – и пропал. Закончил с футболом, должно быть. А узнав, не верили. Как-то встретил в аэропорту Зинченко московское “Динамо”, рассказал, что в “Рапиде” играет, – не поверили! Посмеялись! Они в своем милицейском ведомстве о загранице и не мечтали. Хоть и бродили по советскому футболу слухи – дескать, выпускать начнут. Вот-вот.

Потом Зинченко вернулся. Пришел как-то в студию, на прямой эфир – со всеми австрийским регалиями. Фотографии показывал – вот Кранкль, вот Паненка, вот я…

Ленинград поверил.

– Я уже из Австрии уехал – попадает “Рапид” в еврокубках на наше “Динамо”. Московское. Специально на тот матч из Ленинграда срываюсь, австрийские ребята меня увидели – обалдели! Обрадовались. Долго тогда общались – про “Динамо” меня все расспрашивали, про ведущих игроков… Чем-то им помог.

– Уезжали из Вены когда?

– В июне 83-го.

– Без обид? Барич ведь на ваше место каких-то югославов привез…

– Да ну, какие обиды… Прекрасно понимал, что в 33 года пора о многом задуматься. Что когда-то надо заканчивать. Знаете, какое самое интересное мое тогдашнее открытие?

– Какое?

– К хорошему быстро привыкаешь – это да. Но и отвыкаешь тоже быстро. Я, например, моментально отвык! Многих закончивших, знаю, мысли одолевают: мол, нужен был, пока играю, теперь забыли, все… У меня спокойно этот момент прошел. Наверное, потому, что самого себя считал материально защищенным. Меня расставание с большим футболом совершенно не пугало.

– Потом моменты растерянности были?

– Большой-то растерянности не было… С работой тогда проблема была. Знал, что найти-то я работу найду, но какую? Вот здесь был какой-то внутренний дискомфорт… Но не паника. Пеплом голову не посыпал.

– О чем, вспоминая карьеру, жалеете – не считая двух упущенных Кубков?

– Как вам сказать… У меня в футболе был довольно необычный путь. Рано попал в команду мастеров. Не было девятнадцати – уже играл в основном составе, в высшей лиге… Рано попал в сборную Советского Союза. Где-то мне это слишком легко давалось! И только себя виню, что не сыграл в сборной столько, сколько мог. Все было в моих руках. Но по большому счету судьбой своей доволен. Каждому пожелаю доиграть до моих лет. И в таких клубах. Если б я свою австрийскую эпопею провалил, мы сегодня с вами бы не беседовали – правильно? Чувство ответственности – оно подхлестывало. За мной следили. Я был первым. Стал чемпионом Австрии, обладателем кубка… Нормально.

ПОЧТИ ЛЕНИНГРАДЕЦ

– Пик собственной популярности помните?

– Вот с этим сложно. Я и в Волгограде заметным был, и в ростовском СКА. С популярностью полный порядок. В Ростове стал серебряным призером чемпионата… В том СКА на сборы выезжало по 60 человек, отсев был потрясающий! Даже страшно становилось! А разве плохой период у меня был в “Зените”? Или в ленинградском “Динамо” – когда мы из второй лиги в первую выходили? В Ленинграде прижиться не так просто, но у меня получилось. В этом городе у меня дети родились…

– Настоящим ленинградцем себя когда почувствовали?

– Тридцать с лишним лет живу в этом городе – и только сейчас начинаю себя чувствовать ленинградцем. Человеком из Петербурга. И то – процентов на восемьдесят… Этот город познакомил меня с поразительными людьми. Юрий Андреевич Морозов, например. Профессионал высочайшего класса! Для него мелочей в футболе нет. При всей жесткости может быть изумительно мягким, с юмором. О нем отдельно надо говорить – и очень долго…

Это потом узнает Зинченко, что называется он “легионер”. В те славные 80-е знал только, что первый он человек из СССР, выпущенный “туда”.

Союзного, получается, значения легионер Анатолий Алексеевич. И счет на десятилетия пойдет, когда следом потянутся Шавло, Заваров, Дасаев…

А сегодня вспоминает, как встретили его, русского форварда, в венском аэропорту. Фотографы, болельщики, начальство. Лимузин к трапу.

Вспоминает, как с перепугу едва назад в самолет не ринулся: “Будто не Зинченко прилетел, а Лоллобриджида…”

Но это было давно.